Пыль от взрывов словно саваном накрыла атакующих, лишь усугубив сумятицу в их рядах. «Радгриды» и «Ротатоски», что оказались перед самым завалом, отчаянно загудели клаксонами и начали пятиться. Ослепленные пылью, водители замыкающих бронемашин напирали на впередиидущий транспорт, стараясь поскорее уйти из-под огня. Боевые порядки «башмачников» расстроились, и теперь их авангард напоминал не военное подразделение, а склочных торговцев, которые собрались на подводах у паромной пристани и спорили из-за места в очереди. А сверху, из серых туч пыли, на дружинников продолжал литься свинцовый шквал…

– Назад!!! Все – назад!!! – проорал Вороний Коготь, и сигнальщики, что до сего момента передавали приказы, вздымая на высоком древке яркие сигнальные флаги, метнулись к квадроциклам, проклиная всех и вся. Видимость из-за пыли пропала напрочь, а приказ конунга к отступлению следовало доставить на передовую как можно скорее. Для дружинников отступать без приказа было не только позорно, но и опасно – за самовольное отступление Торвальд Грингсон карал по всей строгости. И даже в таком катастрофическом положении форинги предпочли бы скорее погибнуть вместе со своими фьольменнами, чем рисковать навлечь на себя гнев дроттина. Хваленое упорство норманнов, что обычно способствовало их победам, на сей раз не помогало «башмачникам», а лишь вредило им.

Скрипя зубами от ярости, Грингсон глядел на мчавшихся к стенам сигнальщиков и, кажется, все еще не верил, что штурм, чье начало выдалось крайне удачным, провалился. Ватиканцы предпочли замуроваться изнутри, нежели изматывать врага уличными боями. Рано было пока говорить, разумно или нет поступил полковник Скабиа. В Божественной Цитадели еще имелись ворота, и если Защитники Веры собираются завалить их все… Что ж, да будет так. Торвальд подготовился и к штурму, и к осаде. Зима была на исходе, и вряд ли столица успела запастись перед осадой достаточным количеством продовольствия. К тому же она осталась без электричества, а Ватикан – это далеко не рядовой центр епархии. Из всех городов Европы он ближе всех приблизился к уровню жизни Древних, которые, как известно, в последние полтора века своего существования вообще не умели обходиться без электроэнергии.

Но Защитники Веры, только что с успехом отразившие вражескую атаку, пока не задумывались над этими проблемами. Ни разрушения, ни собственные жертвы, ни возобновленный минометный обстрел не могли омрачить радость ватиканцев. Стреляя вслед удирающим остаткам вражеской штурмовой группы, Защитники чувствовали себя победителями. Им удалось-таки задать взбучку Вороньему Когтю – разве это не отличный повод для радости? Что будет завтра, одному Богу известно, но сегодня на практике было доказано, что «башмачники» – не такие уж непобедимые, какими их стали считать после разгрома армии Крестоносцев. Божественная Цитадель сохранила статус неприступной, обломав несколько зубов стальному скандинавскому змею. Поэтому, если змей не желал лишиться их всех, ему было бы неплохо задуматься, а не лучше ли вернуться назад, пока у него еще имелись силы на обратную дорогу? Никто не стал бы чинить змею препятствий, только бы он побыстрее убрался в свое северное логово. Такой вариант Пророка вполне устроил бы.

Однако он не устраивал Торвальда Грингсона. Змей еще не утолил голод, а удары палкой лишь разъярили его. Полтора тысячелетия назад, когда нашествия викингов на Европу носили характер чуть ли не ежегодного стихийного бедствия, европейцы молились, чтобы Всемогущий Господь избавил их, помимо прочих напастей, также и от гнева норманнов. И вот теперь пришла пора святоевропейцам вспоминать ту древнюю молитву, поскольку им еще только предстояло узнать, что такое настоящий норманнский гнев…

Пленные, которых Ярослав доставил Лотару после проведенного дренгами рейда, были обречены. Впрочем, княжич знал об этом еще до того, как увидел потерпевшего поражение конунга. Нет, Вороний Коготь не бесновался и не изрыгал проклятия, наоборот, он был угрюм и замкнут. Однако о том, что крылось за этой внешней невозмутимостью, догадывались даже те дружинники, кто примкнули к войску Грингсона уже здесь, на Апеннинах.

Пальцы Торвальда непрерывно поглаживали рукоять Сверкающего Хьюки, покоившегося на сгибе локтя конунга. Еще утром Грингсон вынул священную секиру из футляра и с той минуты не выпускал ее из рук, видимо, черпая от Хьюки божественную силу, столь необходимую сейчас Торвальду. Поэтому его верный советник тоже стал свидетелем гибели передовых норманнских дружин – пожалуй, первого крупного поражения Грингсона в этой войне.

Еще утром Торвальд не мог даже помыслить о том, что прорыв оборонительного периметра Ватикана способен привести к поражению. Оно могло подстерегать норманнов у стен Божественной Цитадели, но не за ними. По крайней мере, когда раньше дружины Вороньего Когтя входили во вражеский город, изгнать их оттуда было уже невозможно. Славная многолетняя традиция была нарушена, что, разумеется, нельзя было воспринимать как хорошее предзнаменование.

Вышло так, что сегодня дренги оказались единственными, кто одержал хоть небольшую, но победу. Ее итогом были четверо военнопленных, захваченных во время рейда. Фьольменнам Ярослава удалось окружить и разоружить эту мелкую группку противника, что обстреливала артиллерийскую батарею и не успела вовремя унести ноги. На сей раз княжич не намеревался проявлять милосердие и дарить врагам легкую смерть. После случая с полковником Штерном Лотар и так косо посматривал на своего старшего хольда. Повторное «великодушие», к тому же проявленное при свидетелях, могло еще сильнее пошатнуть авторитет Ярослава, поэтому хольд и распорядился конвоировать пленных в лагерь.

Торвальдсона итоги рейда удовлетворили, но форинг выразил признательность хольду лишь скромным кивком – единственно уместной похвалой в озлобленном поражением и потерями норманнском лагере. Сопровождаемый Ярославом, Лотар лично доставил Защитников Веры к отцу, пусть и знал, что сегодня того вряд ли обрадуют успехи сына. Так и вышло. Угрюмый Торвальд не снизошел даже до благодарного кивка, хотя при появлении пленников взгляд конунга оживился, а пальцы тут же сомкнулись на рукояти Сверкающего Хьюки.

– Все вы умрете, – сообщил Грингсон Защитникам, лишь подтвердив их мрачные догадки. – Но вы вправе облегчить себе участь и купить у меня легкую смерть. Что от вас требуется взамен, догадаетесь без подсказок…

Вороний Коготь сдержал данное пленникам обещание. Двое из них, кто предпочел выдать Торвальду интересующие его сведения, действительно умерли без мучений. Точнее, почти без мучений, ибо смерть от священной секиры при всем желании нельзя было назвать легкой.

Но она не шла ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить оставшимся в живых Защитникам Веры. Всю ночь их продержали под замком, не прикоснувшись к ним даже пальцем, а перед рассветом выволокли за пределы лагеря и погнали в сторону Ватикана, заставив тащить на себе тела зверски зарубленных товарищей…

Когда над Ватиканом взошло солнце, перед взором Защитников, что несли караул на стенах города, предстала душераздирающая картина. На пригорке, с которого вчера норманны вели обстрел Главных ворот, возвышались четыре тонкие железные мачты. На остроконечную верхушку каждой из мачт было посажено по человеку в ватиканской военной форме. Двое из казненных были еще живы и корчились в жуткой агонии. Тех несчастных, кто не подавал признаков жизни, явно насадили на колья уже мертвыми – их черепа были раскроены, а конечности перерублены в локтях и коленях.