Это произнес не кто-то из ее друзей, а человек с другого конца террасы.

Пока Клара говорила, Гамаш заметил, что человек встал, положил на стол деньги и двинулся к их компании.

Жан Ги тоже заметил незнакомца. И насторожился, готовый дать отпор.

– Excusez-moi. – Человек остановился возле их столика. – Простите, что вмешиваюсь.

Одет он был вполне обычно, однако Гамаш отметил хороший покрой его рубашки и брюк. По прикидке Гамаша, ему было лет пятьдесят, может, чуть меньше.

Незнакомец вежливо посмотрел на каждого из них. Его глаза задержались на Гамаше, и в них вспыхнул интерес. Но потом он перевел взгляд на Клару:

– Я слышал, как вы говорили о Кларенсе Ганьоне, и хочу представиться. Я тоже почитатель творчества Ганьона. Позвольте к вам присоединиться?

Он был чуть пониже Гамаша, стройнее. Из-под очков смотрели умные голубые глаза.

Клара встала и улыбнулась ему:

– К сожалению, нам пора уходить.

– Если я чем-то смогу быть вам полезен, пока вы в Бэ-Сен-Поле, пожалуйста, дайте мне знать.

Он вручил ей визитку.

– Я бы с удовольствием поговорил с вами об искусстве, сравнил наши представления, – сказал он и слегка поклонился с неожиданным достоинством: – Au revoir[64].

Гамаш проводил его взглядом. И заметил, что Клара спрятала визитку в карман.

– Идем? – Мирна сгребла со стола картины и карту.

Несколько минут спустя они выехали из Бэ-Сен-Поля и направились на восток. Но не по забитой транспортом автостраде 138. Клара взяла немного южнее. Ближе к реке. А потом поехала по гораздо более узкому, но менее загруженному шоссе.

Дорога 362 шла вплотную к утесам вдоль Святого Лаврентия. И перед деревней Лез-Эбульман Клара остановилась.

Она знала, что это глупо, невероятно глупо, но почти надеялась увидеть силуэт Питера на фоне вечереющего неба. С мольбертом и кистью в руке.

И в ожидании. В ожидании ее, Клары. В таком же ожидании, в каком она провела несколько недель в своем саду.

Никакого Питера здесь не было, зато было кое-что другое.

Они вышли из машины, и Мирна потянулась за холстами Питера, но передумала. Вслед за Кларой, Арманом и Жаном Ги она сделала несколько шагов вперед.

Можно было не сравнивать с картинами. Они нашли место. Именно здесь и стоял Питер.

Перед ними нес свои воды Святой Лаврентий, еще более царственный, чем в городке. Его величие и поразительная красота были здесь и очевидны, и невероятны.

Четыре друга стояли бок о бок на утесе.

Именно здесь, на этом самом месте, упал на землю метеорит. Ударился о землю. Триста миллионов лет назад. Он врезался в землю с такой силой, что убил все на расстоянии многих миль вокруг. Он нанес удар с такой гибельной мощью, что кратер до сих пор был виден из космоса.

Земля, разошедшаяся рябью, окаменела, образовав ровные горы и глубокий кратер.

Ничего живого не осталось. Вся жизнь исчезла. Земля стала непригодной для обитания. На тысячи лет. Сотни тысяч лет. Миллионы лет.

Бесплодная. Пустая. Не земля – ничто.

А потом… Потом… Сначала вода, затем растения, затем рыбы. На обогащенной почве стали расти деревья. Жуки, мухи, летучие мыши, птицы, медведи, лоси, олени.

То, что было пустошью, стало котлом, тиглем жизни, такой богатой, такой разнообразной, что здесь возникла уникальная мировая экосистема.

Черепахи, тюлени, голубые киты.

Мужчины. Женщины. Дети.

Всех влекло сюда. Все хотели обустроиться здесь. В кратере.

Таким был Шарлевуа.

И тут стояли четверо друзей, искавшие пятого. Под ними река омывала своими водами земную рану. Место, где кончилась вся жизнь. И началась заново.

Катастрофа космического масштаба создала самое волшебное, самое примечательное место на земле.

Вот его-то и пытался изобразить Питер. Катаклизм. Чудо.

Арман Гамаш медленно повернулся, описав полный круг. Как и Клара, он почти надеялся увидеть наблюдающего за ними Питера Морроу.

Питер приехал сюда из Шотландии. От космических размышлений к космическому факту. Совершенно рациональный человек искал волшебство. Пытался его изобразить.

Пока Гамаш смотрел с утеса на реку, лучи заходящего солнца поймали волны великой реки, окрашивая пенистые барашки в красный цвет. Превращая их то в насупленные брови, то в улыбки. И опять в брови. А те снова становились сверкающими, веселыми красными улыбками. Река вечных эмоций.

Гамаш стоял как зачарованный. Он скорее чувствовал, чем видел, что Клара, Мирна и Жан Ги тоже не могут оторвать взгляда. Потрясенные, изумленные.

Они стояли, пока солнце не закатилось и осталась только темная река и розовое мерцание в небесах.

Питер побывал здесь. Он в меру своих сил перенес увиденное на полотно. Пытался передать чудо. Трепет. Не только красоту, но и величие.

И отослал картину. Подальше отсюда. Почему?

И где он теперь? Двинулся вперед, продолжая углубляться в собственную рану? Продолжая поиски?

Или… Гамаш взглянул на кратер. Что, если Питер не уехал? Может быть, он теперь с ними, лежит в лесу у подножия утеса? Стал частью ландшафта? И его молчание такое абсолютное, потому что он ушел в вечность?

Стоявшая рядом с Гамашем Клара смотрела на реку, которую изобразил Питер, и ее захлестывали эмоции. Ее собственные и переданные им. Она остро чувствовала Питера.

Не его присутствие, а его отсутствие.

– Где мы остановимся? – прошептал Жан Ги.

Они возвращались в Бэ-Сен-Поль и в реальность. Оставляя за спиной космическое ради земных забот. Таких, как еда и крыша над головой.

– Не знаю, – шепотом ответил Гамаш.

– Вас такие мелочи не беспокоят? – спросил Бовуар.

– Если ничего не найдем, будем спать в машине, – сказал Арман. – Не впервой.

– Да, мы это можем. Но хотим ли? Ничего не поделаешь, patron. Мы должны наметить наш следующий шаг. Клара – милая женщина, но тут она бессильна.

– Вот и я думаю, – пробормотал Гамаш и повернулся к окну.

Он увидел звезды. И огни Бэ-Сен-Поля.

Невозможно было отличить одни от других. Сказать, какие принадлежат небу, а какие – земле.

– Где мы остановимся на ночь? – прошептала Мирна Кларе.

– Не знаю.

Мирна кивнула и уставилась сквозь лобовое стекло на звездное, очень звездное небо.