— Мор начался только вчера. По какой-то непонятной причине он перемещается так же быстро, как и мы.

Вонзив в коня шпоры, Музта развернулся.

— Что ты собираешься делать? — воскликнул Тула, преграждая ему дорогу.

— Мы должны опередить этот мор, — сказал Музта как бы сам себе.

— Наш народ истощен, — возразил Кубата, — а снега будет все больше.

— Надо остаться здесь, — заявил Тула. — Если придется, съедим весь скот до наступления весны.

Музта перевел взгляд на Кубату, который кивнул, соглашаясь со словами Тулы.

— Мой карт, останься здесь хотя бы до таяния снегов. Наши лошади, наши женщины и дети снова наберутся сил. Тогда мы быстро поскачем дальше. Мы сможем преодолеть двухлетний марш за год и прибудем в Русь до того, как там появится этот мор.

Музта снова посмотрел на город. Он понимал, что если там разразилась эпидемия, то половина скота, включая множество жирных особей, погибнет, а орда сожрет остальных.

Это вызовет некоторые трудности, подумал он. Пока большинство сохраняло надежду остаться в живых, а их вождям вообще не грозило попасть в убойную яму, никто не сопротивлялся им вот уже сотни поколений — с тех пор, как появился первый скот.

Правда, до конца зимы все может поменяться. Однако другого выхода нет, мрачно заключил Музта.

— Вот что я приказываю, — неохотно произнес он. — Мы остаемся здесь на зиму, пока солнце не растопит снега. Затем орда поскачет со всей возможной скоростью, чтобы покрыть двухлетнее расстояние за год и к следующей зиме оказаться на Руси.

Тула улыбнулся, но то, что было у него на сердце, осталось невысказанным. Решение кар-карта спасло его самого, так как если бы Музта продолжал настаивать на своем, то скорее всего его ожидало бы свержение.

— А вестники нашего прихода?

— Да, следует послать их как можно быстрее к восточным городам майя с сообщением, что мы прибудем туда в начале лета. Потом пусть отправляются в Русь, чтобы там все приготовили для нашей зимовки.

— Они нас пока не ждут, — заметил Кубата. — Ведь мы придем за два года до срока.

— Пусть наши вестники скажут им, что хоть мы и придем раньше, у них все должно быть готово. Пусть оповещатель возьмет с собой любимцев, говорящих на русском языке, и отправляется сегодня же вечером. Он должен нестись со скоростью ветра, чтобы успеть туда до того, как снег завалит все дороги.

— Не пора ли закусить, господин? — осведомился Тула, показывая на город.

Музта смерил его ледяным взглядом.

— Не раньше, чем сюда подойдет весь мой народ, — ответил он и, пришпорив коня, исчез в снежной вьюге.

Раснар сверлил взглядом солдата, сидящего на другом конце стола. Нацепив свою лучшую улыбку, Патриарх открыл стоявшую перед ним небольшую коробочку, достал золотую монету и бросил ее своему гостю.

— Я не за этим сюда пришел, — отозвался солдат.

В его голосе Раснару послышались саркастические нотки.

— А за чем же? — с наивным видом поинтересовался Патриарх. — Неужели просто поболтать?

Медленно подбирая русские слова, рядовой Хинсен заговорил:

— Я не дурак. Я знаю, что вы или знать убьете нас всех.

Язычник говорил с ужасающим акцентом, и Раснар с трудом его понимал.

— Мне нужны гарантии того, что я останусь в живых в обмен на мои услуги.

Раснар согласно кивнул.

— И еще золота, серебра или женщин? — хитро улыбнулся он.

Хищный блеск в глазах Хинсена выдал его с головой, хотя солдат и пытался сделать вид, что слова Патриарха его не заинтересовали.

Раснар рассмеялся.

— У меня найдется для тебя работа, и вознаграждение будет щедрым, — произнес священник, разливая чай в две чашки. — Я всегда вознаграждаю своих друзей по заслугам.

Эндрю поднял глаза от лежащих перед ним бумаг и подкрутил фитиль лампы, освещавшей его хижину. В комнате было прохладно, так что он открыл дверцу печи Франклина и подбросил туда еще одно полено. Зима длилась уже полтора месяца, но после первых холодов наступило потепление, напоминавшее бабье лето. Хорошая погода держалась до сегодняшнего утра, когда зарядил холодный ливень.

На прошлой неделе из своих странствий наконец-то вернулся Тобиас, и хвастливые истории, рассказываемые матросами «Оганкита», взбудоражили весь лагерь. Море, как они и подозревали, было внутренним, и Русь располагалась на его северном краю. Оно почти нигде не превышало ста миль в ширину, но до его южного берега отсюда было почти пятьсот миль. С востока и запада море окружали бескрайние степи. По пути на юг они почти никого не видели на берегу, но затем…

— Карфагеняне, — пробормотал Эндрю, впервые услышав отчет Тобиаса об их путешествии.

Архитектура и корабли, судя по рассказам капитана, очень напоминали описания Карфагена и его испанских колоний. К сожалению, никаких отношений с этим городом установить не удалось, так как, едва завидев «Оганкит», они выслали целый флот галер. Не имея артиллерии, Тобиас счел за благо уйти от столкновения и поплыл на восток, где море соединялось с другим большим водным пространством. Затем судно отправилось обратно на север, держась восточного побережья моря, которое Тобиас назвал Американским. По пути домой они, к своему удивлению, наткнулись на пресноводного кита. Спустив шлюпки, матросы устроили охоту.

Эндрю снова взглянул на лампу. Китовый жир отлично подходил для освещения домов, но полковнику было как-то не по себе. Во-первых, от склада, построенного рядом с пристанью, исходила непереносимая вонь. Во-вторых, Эндрю было просто жаль невинное животное, безжалостно убитое матросней Тобиаса. У него даже возникло желание запретить китобойный промысел, но он понимал, что им нужна ворвань и его чувства не должны мешать общему делу.

Эндрю встал и выглянул за дверь. Дождь лил уже не так сильно, и свет второй луны, Цисты, начал пробиваться сквозь тучи.

Дела у них шли даже лучше, чем он надеялся. К немалому его изумлению, Фергюсон строго выдерживал график. Рабочие бригады Калинки трудились ничуть не хуже, чем их коллеги в Штатах. Сотни Суздальцев укладывали рельсы, укрепляя их известняковым крошевом. Паром восьмой роты бороздил Мельничий ручей от рассвета до заката, перевозя известняк, нужный и железнодорожникам, и литейщикам, а в начале прошлой недели ему в помощь было спущено на воду еще одно судно.

Заработал первый падающий молот, приводимый в действие подливным колесом, наспех установленным в боковом канале выше главного колеса литейной мастерской. Вообще-то это колесо плохо подходило для такой работы, но в начале весны его должны были сменить сдвоенные двадцатифутовые колеса, которые сейчас изготавливались. Даже той энергии, которую давало малое колесо, хватало для того, чтобы получались железные пластины для рельсов, и строительство железной дороги от пристани к лесопилке было уже наполовину завершено.