Однако Жиль ничего о нем не знал. Он припомнил, что читал его, и помнил его содержание, но ему казалось, что он передал досье мне. Должно быть, досье попало на Пятый этаж, предположил он, или возвращено в регистратуру. А может, еще куда-нибудь.

Итак, досье было объявлено в розыске, о чем были поставлены в известность ищейки из регистратуры, и пару дней все шло нормально, покуда это не повторилось снова. На сей раз инициатором стал секретарь того же Жиля, когда регистратура затребовала все три тома о странной группе с названием “Братья пророка”, базирующейся якобы в Дамаре.

И снова Жиль ничего об этом не знал: он данный материал не видел и даже не прикасался к нему. Ищейки регистратуры показали ему его собственную расписку. Он категорически отрицал, что расписывался. А когда Жиль что-нибудь отрицает, ему как-то не хочется возражать. Как я уже говорил, он – исключительно честный человек.

Вот тут началась настоящая охота с повальной проверкой всех списков. Регистратуру тогда еще не оборудовали компьютерами, а поэтому пока еще была возможность найти пропажу или убедиться, что материал действительно потерян. Сегодня же человек лишь покачает головой и вызовет инженера.

Регистратура обнаружила, что отсутствовало тридцать два досье, числившихся за Жилем. Из них двадцать одно считалось просто конфиденциальным, пять имели более высокую степень секретности, а шесть досье относились к категории с пометкой “хранить”, что, к сожалению, означало, что к ним не допускались лица с явными проеврейскими настроениями. Понимайте это как хотите. Пометка гнусная, и нас она раздражала. Но речь шла о Ближнем Востоке.

Первый намек на размеры кризиса я получил от Кадровика. Это было в пятницу утром. Кадровик всегда любил прикрываться уикендом, занося над тобой свой топор.

– Скажите, Нед, как сейчас со здоровьем у Жиля? – спросил он доверительно, как старый приятель.

– Отлично, – ответил я.

– Он ведь христианин, верно? Христианский парень; набожный.

– Пожалуй.

– То есть мы все немного верующие, а он, наверное, убежденный христианин, так ведь, Нед? Как по-вашему?

– Мы никогда этой темы не касались.

– А вы?

– Нет.

– А как, например, по-вашему, может ли он сочувствовать, скажем, такой организации, как Англо-израильская секта, или чему-либо подобному – хоть сколько-нибудь? Учтите, ничего против них не имею. У каждого свои убеждения, я так считаю.

– Жиль весьма набожный, этакая посредственность. Занимает какой-то мирской пост в своем приходе. Он, кажется, произносит речь по поводу Великого поста, и вроде бы все.

– Это у меня здесь есть, – посетовал Кадровик, постукивая костяшками пальцев по закрытой папке. – Именно таким я его представляю, Нед. Ну и что? Непростая у меня работа, знаете ли. И порой довольно неприятная.

– Почему бы вам самому у него не спросить?

– О, знаю, знаю, конечно, нужно. Если вы, разумеется, этого не сделаете. Можете на ленч его пригласить – за мой счет, естественно. Прощупайте его. Скажете потом, что думаете по этому поводу.

– Нет, – сказал я.

От его доверительного тона и приятельского обращения не осталось и следа.

– Я знал, что вы так ответите. Я порой беспокоюсь за вас, Нед. Эти ваши женщины, да и упрямство ваше на пользу не идут. Ваша голландская кровь дает себя знать. Ладно, держите язык за зубами. Это приказ.

В конце концов, на обед меня пригласил Жиль. Возможно, Кадровик играл и в те, и в другие ворота и проверял на Жиле какую-то версию обо мне. Так или иначе, а в двенадцать тридцать Жиль вдруг вскочил на ноги и сказал:

– Черт с ним, Нед. Сегодня пятница. Пошли, я приглашаю тебя на обед. Уж вон сколько времени.

Итак, мы отправились в ресторан клуба “Травеллерз”, сели за столик у окна и очень быстро опорожнили бутылку сансерра. Жиль ни с того ни с сего стал рассказывать о своей командировке в ФБР в Нью-Йорк. Сначала все шло нормально, затем его голос застопорило на одной ноте, а взгляд устремился на что-то видимое только ему одному. Вначале я отнес это за счет вина. Жиль не был похож на пьяницу и вообще-то не пил. И все же он говорил с большой убежденностью и даже с напором провидца.

– Странные парни, эти американцы, Нед. За ними глаз да глаз нужен. Сначала и не сообразишь, что они тобой интересуются. Возьми гостиницу, например. В гостинице всегда можно заметить что-то подозрительное. Слишком улыбчивый администратор. Слишком большой интерес к твоим вещам. За тобой слежка. Как в отличной многоэтажной теплице, будь она неладна. На верхнем этаже бассейн. Видно, как под тобой вдоль реки пролетают вертолеты. “Добро пожаловать, мистер Лэмберт. Приятного вам дня, сэр”. Я был там под фамилией Лэмберт. Я всегда пользуюсь ею в Америке. Меня поместили на четырнадцатом этаже. Я мужик педантичный. Всегда таким был. Колодки для обуви и всякое такое. Иначе не могу. Отец был таким же. Здесь обувь, там рубашки. Носки там. Костюмы в определенном порядке. Мы, англичане, не носим облегченных костюмов, верно ведь? Мы считаем, что они облегченные. Выбираем облегченный материал. Твой портной заявляет, что они облегченные. “Самые что ни на есть легкие, сэр. Легче не найдете”. Можно было бы подумать, что они хоть этому научатся, учитывая размах деловых контактов с американцами. Ничего подобного. Будь здоров.

Он выпил, и я выпил тоже. Я налил ему минеральной воды. Он вспотел.

– На следующий день возвращаюсь в гостиницу. Весь день совещания. Все стараются понравиться друг другу. Я тоже. Они ведь хорошие ребята. Просто… ну, другие. Другое отношение. Оружие носят. Требуют результатов. Но ведь их и быть не может, правда? Мы все это знаем. Чем больше фанатиков убьешь, тем больше придет на их место. Я это знаю, они – нет. Мой отец тоже был арабист. Понимаешь?

Я ответил, что не знал этого.

– Расскажи мне о нем. – Я хотел перевести разговор. Мне казалось, будет лучше, если он расскажет об отце, а не о гостинице.

– Так вот, я вхожу, мне дают ключ. “Эй, позвольте, – говорю. – Это не четырнадцатый этаж, а двадцать первый. Ошибочка”. Улыбаюсь, естественно. Ошибиться может любой. Тем более на сей раз это была женщина. Весьма решительная дама. “Это не ошибка, мистер Лэмберт. Вы на двадцать первом этаже. Ваш номер 2109”. – “Нет, нет, – говорю. – У меня – 1409. Смотрите”. У меня была их визитка, которую обычно дают в гостинице, и я стал рыться в карманах. На ее глазах вывернул карманы, да так и не нашел. “Слушайте, – говорю. – Поверьте. У меня хорошая память. Мой номер 1409”. Она протягивает мне список проживающих. “Лэмберт, 2109”. Поднимаюсь на лифте, захожу в комнату, все на месте. Здесь обувь, там рубашки, там носки. Костюмы в должном порядке. Все так, как я оставил в старом номере, на четырнадцатом этаже. Знаешь, как они это сделали?

Я опять сказал, что не знаю.

– Сфотографировали. Полароидом.

– Но для чего?