Полина спустилась вниз, уселась на кровать и задумалась. Взгляд ее упал на пакеты на столе, и она вдруг увидела среди них свою сумочку. Телефон! Едва не зарыдав от облегчения и надежды, она схватила сумочку и вытряхнула ее содержимое на лежанку. Косметика, салфетки, деньги, шариковая ручка, какая-то ненужная мелочь… Телефона нет. Чудес не бывает. Он не дурак.

Он? Кто «он»? Этот психопат, маньяк-травести, который как сквозь землю провалился? Федор сказал вскользь, что его не сегодня завтра арестуют, ему некуда деваться, маньяку перекрыли кислород, он мечется, у него земля горит под ногами…

Больше они о нем не говорили, им и без того было о чем говорить. Или молчать, лежа на крошечном песчаном пляжике.

Но почему именно… она , вдруг пришло ей в голову. Где и когда она перешла ему дорогу? Что щелкнуло в его больной голове? Федор сказал, что видел его… диву Стеллу, странное существо с совершенно уникальным голосом, и на выставке этот урод тоже был… ну и что?

«Федор!» — осенило ее. Ее не трогали, пока она не встречалась с Федором… Фу, чушь! Что за нелепая мысль!

Но нелепая мысль не уходила. Федор сказал, что этот парень сводный брат художницы… Федор знаком с ней… И снова — ну и что? Какая связь?

Полине показалось, что стало труднее дышать. Если здесь нет вентиляции, хотя откуда ей быть? Это не жилое помещение. А если он задумал… если это его замысел, чтобы она задохнулась? От этой мысли у Полины потемнело в глазах.

Что делать? Сидеть и ждать?

Ей показалось, она услышала звук шагов над головой. Волна страха пролетела вдоль позвоночника… Она напряженно всматривалась в люк, испытывая животный ужас, предчувствие боли, представляя, как приподнимется крышка, с лязгом ударится в пол, он ступит на верхнюю перекладину и начнет неторопливо спускаться…

Полина сжалась в комок и закрыла глаза.

* * *

Когда она очнулась, вокруг ничего не изменилось — все так же светила синеватая лампочка под потолком, над ней виднелся четкий квадрат люка, на столе лежали пакеты и стояла пластиковая бутылка с водой. Ей хотелось пить, она вдруг услышала звук льющейся в стакан воды… холодная вода… пузырьки газа… Полина поднялась, взяла бутылку, с трудом открутила пробку. Вода была теплой и безвкусной.

Она не знала, сколько прошло времени — день, два, три… Ни звука не доносилось извне, и Полина вспомнила, что читала где-то: самое пугающее — неизвестность. Чувство голода прошло, она так и не притронулась к пакетам с едой. Воды в бутылке оставалось на донышке, и она, пересиливая себя, оставляла ее «на потом».

Сначала она пыталась понять, что он задумал, что собирается с ней сделать, где она находится… Федор говорил, его поймают. Ее обожгла мысль, что маньяк мог уехать из города насовсем, сбежать… или… или… его могли убить при аресте! И тогда она останется здесь навсегда. Если этот подвал хорошо замаскирован, то ее не найдут, им просто не придет в голову искать ее здесь! И тогда подвал станет настоящим склепом. А через много лет кто-нибудь случайно наткнется на люк, где-нибудь под… линолеумом, под мебелью… в сарае… где угодно, поднимет его и найдет… Никто не узнает, что это она, Полина Скорик, никаких документов в сумочке не окажется. Ничего, что помогло бы установить ее личность.

Она заплакала, потом уснула, потом снова пришла в себя. Дышать было трудно. По-прежнему ни шороха не доносилось сверху. Она неотрывно смотрела на четкий квадрат люка над головой, ей казалось, что щель то увеличивается, то уменьшается.

Она представляла себе, что лежит на пляже… прекрасный солнечный день… горячий песок, плещет море, солнечные зайчики… больно глазам… Федор говорит: «Смотри, водяной! Вон! Да вон же!» Он хватает ее за плечо, и она не знает, шутит он или говорит правду, ей радостно и немного страшно…

— Федор! — Майя помахала рукой перед его лицом. — Вы меня слышите? Вы должны меня слышать! Отвечать вы, правда, не сможете, но это к лучшему — мы не поссоримся. Невозможно поссориться, когда один из собеседников молчит. — Она засмеялась. — Вам не больно? Я хотела попробовать это на себе, но потом передумала. Я всегда восхищалась эпохой Возрождения, кроме всего прочего, они придумали много ядов. Известная вам Лукреция Борджиа, потом Теофания ди Адамо, семейство Медичи… Впрочем, Рим всегда интересовался ядами. Известно ли вам о том, что у Нерона на службе был личный отравитель?

Вы, наверное, хотите спросить, о чем мы будем говорить? Вы можете кивнуть в знак согласия. Или закрыть глаза… Не можете? Неужели я промахнулась с дозой? Впрочем, теперь это не важно. Я уверена, что вы меня слышите.

Знаете, вы мне очень нравитесь, Федор. Вы единственный мужчина среди всех этих клоунов, и я подумала… Я ведь вам небезразлична, я же вижу! Но вы предпочли… Мне не везет с мужчинами всю жизнь… как проклятье! Сначала Павлик Зинченко, который бросил меня ради какой-то особы из предместья; потом мой муж, омерзительный пятнистый старик, похожий на ящерицу… Я замирала от отвращения, когда он ко мне прикасался. — Она закрыла лицо руками. — Если бы вы знали, как я ожидала его смерти! Я не отравила его, я просто не знала, чем. Он был так гадок, что отравить его было бы милосердием.

Она тихо рассмеялась.

— Знаете, я встретилась с женщиной Павлика, мне хотелось посмотреть на нее. Грубая, циничная баба, ужасно одетая… в красных туфлях! Я не могла смотреть на нее! И я попыталась придать ей пристойный вид. Я… Впрочем, неважно! Я сейчас!

Она вдруг выбежала из комнаты. Вернулась через несколько минут, со стуком поставила на стол пару красных туфель на высоких каблуках.

— Вот! Я их оставила себе на память! — Она рассмеялась. — Я заявила на суде, что он был со мной, я вытащила его из тюрьмы. Думала, он вернется ко мне, но… увы! Он не захотел меня.

Я пребывала в самом жалком состоянии — это было двойное предательство. Мне кажется, мэтр Рыдаев заподозрил что-то и подсунул меня своему старому приятелю, моему будущему мужу, и тот увез меня в Вечный город. Так мы и жили: я — задыхаясь от отвращения, и он — импотент, все еще вожделевший…

Когда он умер и освободил меня, я растерялась. На меня свалились свобода и деньги, и я не знала, что с ними делать. И придумала устроить выставку в родном городе. Много лет назад я бежала из него, а теперь… я представила себе, что возвращаюсь на белом коне, в белом платье… в венке из белых роз! Известная, богатая, талантливая.

Как они все вились вокруг меня! И эта девушка, Алина, кажется. Знаете, она мне даже понравилась — шумная, болтливая… В ней была живость, которой мне всегда недоставало. А когда мы встретились в тот же вечер, я поняла, что это судьба. Я пришла к Павлику, надеялась, что он все еще живет в этом доме. Эта девушка тут же выложила мне, что тоже живет здесь, работает в спа-салоне и собирается за него замуж. Она была такой счастливой! Я смотрела на нее и чувствовала, что ненавижу ее. Ненавижу ее дурацкое оживление, дурацкий радостный смех… Почему она? Чем она лучше? И все померкло — выставка, триумф… все! Она уничтожила меня!