— Так откуда ты сейчас?

— Из Труро. — Он выпростался из шинели и накинул ее на перила. — Меня отпустили, съездил на пару деньков в Корнуолл к родителям.

— Мы не виделись целую вечность.

Она и сама не помнила, сколько времени прошло. А вот Джереми помнил.

— С того самого дня, когда я заезжал к тебе в Дауэр-Хаус попрощаться.

— Это было словно в другой жизни. — Вдруг ей пришло в голову кое-что действительно серьезное. — Слушай, в доме есть нечего. Только буханка хлеба да пара ломтиков бекона. Ты очень проголодался? Магазин на углу уже закрыт, но…

— Но что? — засмеялся он.

— Ты можешь поужинать в какой-нибудь гостинице, в «Роял-Корт», например.

— Ну нет, не очень-то охота туда тащиться.

— Знала бы я, что ты придешь…

— Не сомневаюсь, ты бы испекла торт к моему приходу. Но не беспокойся, мой дар предвидения меня не подвел. Мама собрала мне кое-что в дорогу. — Он пнул ногой парусиновую торбу. — Тут вот.

Джудит заглянула в сумку, в глубине поблескивало стекло бутылки.

— Ага, вижу, тебя учить жить не надо.

— Не стоило мне тащить это наверх — весит тонну. Я хотел оставить сумку на кухне, но увидел свет и сразу решил выяснить, кто бы это мог быть.

— Кому еще здесь быть, кроме меня? Или Афины. Или Лавди. Руперт воюет в пустыне, а Гас — на Востоке.

— Да, но есть еще много других. Нанчерроу стал вторым домом или чем-то вроде круглосуточной столовой для молодых офицеров. Они приезжают с аэродрома Калдроус и учебного лагеря морской пехоты на Бран-Тор. Каждый, кому удастся заслужить симпатию Дианы, получает от нее копию ключа.

— Этого я не знала.

— Так что клуб открыт уже не только для избранных. Ты часто здесь бываешь?

— Не очень. Иногда, в выходные.

— И сейчас как раз такой выходной?

— Да. Но завтра мне нужно возвращаться в Портсмут.

— Жаль, что я не могу остаться. Я бы пригласил тебя пообедать.

— Но ты не можешь.

— Не могу. Хочешь выпить?

— Так ведь ничего нет.

— Зато есть в моем волшебном мешочке. — Он наклонился и поднял его, с виду абсолютно неподъемный, внутри звякнуло. — Пошли, покажу.

Он повел ее вниз, и когда они пришли в маленькую кухню, поставил свою торбу на стол и начал ее разгружать. Босым ногам Джудит было холодно на коричневом линолиуме и она села села на другой край стола. Она словно присутствовала при распаковке рождественского подарка — одна за другой из сумки извлекались на свет удивительные вещи, и всякий раз это было неожиданностью. Бутылка виски «Блэк-энд-Уайт». Бутылка джина «Гордонз». Два лимона. Апельсин. Три пакета хрустящего картофеля и фунт деревенского сливочного масла. Порядочный брусок горького шоколада и, наконец, нечто странное, завернутое в газету, всю пропитанную кровью.

— Что там такое? — полюбопытствовала Джудит. Отрубленная голова?

— Мясо для бифштексов.

— Мясо?! Откуда? И масло настоящее. Твоя мать на черном рынке купила?

— Подарки от благодарных пациентов. Холодильник работает?

— Конечно.

— Это хорошо. А лед есть?

— Должен быть.

Он открыл холодильник и положил масло и кровавый сверток рядом с жалкими остатками ужина Джудит и Хетер, потом вынул лоток с кубиками льда.

— Что будешь пить? При простуде я бы рекомендовал тебе стаканчик виски. Значит, виски с содовой?

— Содовой нету.

— Спорим?

И он нашел сифон, упрятанный в какой-то дальний буфет. Из другого достал стаканы, потом вытряхнул из лотка лед, разлил виски и разбавил водой из сифона. Он подал высокий стакан с заманчиво шипящей жидкостью Джудит.

— Твое здоровье.

Они выпили. Джереми испуспустил облегченный вздох, видно было, как он сразу расслабился.

— Мне это было просто необходимо.

— Хорошо как. Вообще-то, я не пью виски.

— Иной раз не повредит. А тут холодно. Пойдем наверх. И они поднялись в гостиную. — Джудит впереди, Джереми следом — и расположились у огня; он сел в одно из кресел, она устроилась, поджав ноги на коврике перед камином ( поближе к теплу).

— Хетер Уоррен была здесь сегодня. Мы пили чай с тостами. Потому я и приехала из Портсмута — с ней встретиться. Мы пообедали в ресторане, а потом пошли на концерт, но она спешила на поезд, ей надо было возвращаться на свою секретную службу.

— А концерт где был?

— В Альберт-Холле. Уильям Уолтон и Рахманинов. Хетер дали билеты. Да ты расскажи лучше о себе. Чем ты занимался все это время?

— Обычной рутиной.

— Ты в увольнении?

— Вообще-то, нет. Я приехал в Лондон на встречу с их светлостями в адмиралтействе. Меня повысили в чине — лейтенант мед-службы.

— О, Джереми!.. — Она была так рада и горда за него. — Ты молодчина!

— Это еще не официально, так что не вздумай бежать к телефону и трезвонить всем.

— Но матери своей ты сказал?

— Да, конечно.

— Так, еще что?

— Еще я перехожу на другой корабль. Крейсер «Сазерленд».

— И опять Атлантика?

Он пожал плечами, не желая болтать лишнего.

— Может, тебя пошлют на Средиземное море? По-моему, тебе самое время понежиться немножко на солнышке.

— Нет новостей от родных? — спросил он.

— Нет, ничего не получала с начала месяца. Не знаю, почему они не пишут. Ясно одно — дела там плохи.

— Они все еще в Сингапуре?

— По-видимому,

— Много женщин и детей уже покинуло город.

— Я об этом не слышала. Он взглянул на свои часы.

— Четверть девятого. Послушаем девятичасовые новости.

— Я не уверена, что мне хочется.

— Лучше знать правду, чем воображать худшее.

— Теперь, кажется, уже трудно сказать, что страшнее. И все произошло с такой быстротой. Раньше, в самые плохие времена, во время Дюнкерка и когда бомбили Портсмут, я утешалась мыслью, что, по крайней мере, они в безопасности. Мама, папа и Джесс. И когда мы стояли в очередях за продовольственными пайками и ели несъедобные мясные обрезки, я знала, что там, у них, все хорошо: вкусная еда, заботливые слуги, вечера в клубе с друзьями. Но вот японцы разбомбили Перл-Харбор, и все в одночасье изменилось, и теперь уже им грозит такая опасность, какая нам и не снилась. Я теперь жалею, что не уплыла в свое время в Сингапур. Тогда мы, по крайней мере, были бы вместе. Но быть так далеко от них, и никаких известий…