– Хорошо. – Она казалась довольной. – Я за тебя очень беспокоилась, Майк.

Он кивнул.

– Он так и сказал. А теперь, Юдит, мне надо работать.

– Но уже почти девять. Послушай, если ты не успел поесть... – Она старательно скрывала агрессивность, но на глаза ее улыбка не распространялась.

– Нет, Юдит, извини. Теперь поесть уже нет времени.

Он пожалел, что произнес слово «теперь». Она выглядела вначале удрученной, а потом виноватой. Но его уловка сработала.

– Тогда я пойду. Не забудь перевести часы. Завтра увидимся?

– Конечно. Доброй ночи.

Закрыв за ней дверь, он резко опустил задвижку, зная, что она могла слышать ее щелчок, и с облегчением глубоко вздохнул.

Джон Даунинг не тревожил его, звонить ему сам Майк не хотел. Довериться ли ему своей чрезвычайно услужливой помощнице? Или самому епископу?

Теперь ему действительно надо написать проповедь!

К полуночи Майк напечатал последние страницы проповеди, скрепил их степлером, выключил компьютер и со вздохом облегчения направился к двери. Дом погрузился во мрак, центральное отопление отключилось в одиннадцать часов, оставив дом остывать.

Майк устало поднялся по лестнице в спальню, думая о Юдит. С ней еще предстояли трудности. Она в приходе давно и, несомненно, имела влиятельных друзей как в самой церкви, так и среди его прихожан. С ней придется ладить. С другой стороны, не была ли она представительницей того ответвления церкви, которое было лично для Майка совершенно неприемлемо? Репрессивного, старомодного, евангелистского? Беспощадного. Безрадостного.

Пуританство!

Вот что это такое.

Майк выключил свет в спальне и подошел к окну. Стена тумана снаружи стала еще плотнее, поднимаясь от реки, давя на стекла; она заглушала любые звуки со стороны дороги. С минуту он взирал на туман с отвращением, потом задвинул занавески, отгородившись от темноты ночи. Салли такая ночь понравилась бы. Майк откинул покрывало. Она бы смеялась, и требовала музыки и огня в камине, и варила бы супы, и пекла бы домашний хлеб. Он грустно покачал головой. Возможно, теперь всего этого она требовала от другого мужчины? Их отношения не увяли, когда он оставил преподавание в школе, они прекратились, когда Майк принял решение стать священником. Салли никогда не стремилась к замужеству и не была готова к его новому положению.

– Я могла бы бороться с другой женщиной, Майк. Богу я противостоять не смогу! – сказала она, прижавшись к нему в тот последний день, когда они обстоятельно все обсудили. – В наших отношениях нет места кому-то третьему. Знаю, это избитая фраза, и знаю, что я виновата. Но я... не могу. Тебе понадобится жена, умеющая варить варенье и излучающая обаяние, посещающая женские курсы или помогающая обитателям трущоб. Я на это не способна, Майк. Лучше расстаться теперь, до того, как ты начнешь меня ненавидеть.

Это было правильное решение. Конечно, правильное! Но теперь он скучал по ней. Трущобы... Варенье... Он сел на кровать и поежился.

«Салли была распутница. Она не верила в таинство брака. Ты правильно сделал, что оставил ее...»

Внутренний голос прозвучал так четко, что Майк даже оглянулся, словно ожидая кого-то увидеть за спиной. Воображение разыгралось? Слишком долго он просидел за компьютером...

– Господи Иисусе, не оставь меня. Господи Иисусе, Ты – во мне. Господь за мной, Господь предо мной...

«Женщина, Юдит, тверда в своей вере. Она не смирится с существованием ни одной ведьмы, вроде этой Сары Паксман...»

– Прекрати! – Майк вскочил на ноги. – Кто ты?

Голова у него кружилась, он закрыл глаза. Звуки... Голоса... Обрывки смешанных речей звучали у него в ушах, словно он улавливал сразу все волны какого-то радиопередатчика. Майк повернулся, схватившись руками за голову, и, не успев понять, что делает, упал на колени, сжимая голову руками, словно пытался выдавить из нее эти ужасные звуки.

– Господи Иисусе, не оставь меня. Господь мой... во мне... Боже милостивый! – Он закатил глаза и вскинул руки к потолку. – Во имя Господа нашего Иисуса Христа, прекрати!

Полная тишина.

Открыв глаза, Майк оглядел комнату. Она выглядела совершенно обычно, как и всегда.

Дрожа, он встал и направился к двери. Неуверенным шагом спустившись по лестнице в кабинет, он подошел к письменному столу и сел за него, невидящими глазами уставившись на кипу бумаг перед ним. Затем он медленно потянулся к своему ежедневнику. На внутренней стороне обложки был четко записан телефон Тони и Руфи Джилкрист, сразу под номером Джона Даунинга, общаться с которым у Майка не было никакого желания. Он пытался дозвониться до Тони пару раз, в надежде, что он уже вернулся после крестин, но ответа не получил. Возможно, они решили задержаться. О боже, как ему надо было услышать сейчас спокойный голос Тони! Пожалуйста, пожалуйста, отзовись, Тони! В пустом доме звонок звучал долго, и наконец он в отчаянии бросил трубку. Они даже не включили автоответчик.

Майк долго лежал в постели, не засыпая, и глядел в потолок. Туман рассеялся также быстро, как опустился, обнажив холодное звездное небо. Подмораживало. По дороге проехала машина, на секунду ее фары на повороте аллеи осветили стену. Машина уехала, и в комнате снова стало темно. Постепенно Майк заснул.

Эта женщина, Сара, снова пришла к нему. Она вошла в его дом на Сауф-стрит, требуя провести ее к нему, и вот она стояла здесь, разглагольствуя об этой ведьме, Лизе Кларк. Он разглядывал ее, едва прислушиваясь к тому, что она говорила, наполовину занятый ее обликом. Сара... В прошлый раз, когда она приходила в Мистли-Торн, она была одета очень пристойно – в черное платье с белым воротничком и манжетами, в накидке с капюшоном поверх белого льняного чепца. Теперь же она нарядилась, как великосветская куртизанка, была одета так, как часто являлась ему в мечтах. На ней была нижняя юбка из розового поплина, отделанная бархатной тесьмой, а поверх было надето светло-голубое шерстяное платье. На шее и в ушах жемчуг, туфли на каблуках. На плечах накидка, вышитая голубым шелком.

– Вы ничего не сделали, чтобы освободить ее, господин Хопкинс! – Она подошла ближе к нему, от ее тела исходил аромат лаванды и розы. – Ничего! А я вас об этом просила! Лиза не ведьма! – Когда она жестикулировала, цепочка с кошельком у нее на талии нежно звенела. Ее волосы под гофрированным чепцом были такие светлые и мягкие. На лоб небрежно спустился локон. – Вы должны выпустить ее. Вы не имеете права ни в чем ее обвинять!

– Ее уже обвинили, сударыня. – Он старался, чтобы его голос не дрогнул. На своих высоких каблуках она была выше его. Он отступил на шаг, распрямив плечи, довольный тем, что не снял шляпу, когда она вошла. Высокая тулья прибавляла ему росту и солидности.

– Вы ее пытали? Вы вместе с этой Мери Филипс? Я знаю, что вы делаете с этими женщинами!

– Мы делаем богоугодное дело, сударыня! – Он с трудом сдерживал голос. – Это наш долг перед Богом – истреблять слуг дьявола.