До сих пор мисс Харрис никогда не опаздывала. В любом случае Тилли приготовилась ждать хоть весь день, если понадобится. К тому же особых дел у нее не было, да и денек обещал быть приятным.

«Я похожа на старую медведицу, вылезшую весной из берлоги».

Сравнение с медведицей ей понравилось, и она громко рассмеялась. Это испугало пару с детской коляской. Молодые люди посмотрели так, что Тилли тут же расхотелось смеяться.

«Наверное, приняли меня за сумасшедшую».

Потом на дорожке вдруг появилась Джинкс.

– Ты сказала, что охотники преследуют только преступников, – начала девочка, блестя глазами.

Тилли нахмурилась.

– Хм, конечно.

– И на этот раз тоже? – Джинкс повысила голос.

– Чего раскричалась? Садись и объясни, в чем дело.

– Джефф Конверс! – выпалила Джинкс.

Услышав имя, Тилли огляделась. Вроде бы никто не слышал, но на поверхности охотников поминать ни в коем случае не следовало. Она схватила Джинкс за руку.

– Успокойся.

Затем в последний раз поискала глазами Ив Харрис и, решив больше не ждать, направилась к реке, держа девочку за руку.

– Отпусти! – возмутилась Джинкс, пытаясь освободиться.

Но пальцы у Тилли были крепкие. Они обошли бейсбольное поле и через несколько минут пролезли в едва заметную дыру в высоком заборе, отделяющем парк от железнодорожных путей. Здесь околачивалось два десятка бездомных, одетых в разнообразное тряпье. При ближайшем рассмотрении оказалось, что они вовсе не околачивались, а дежурили, распределившись по двое-трое. Некоторые лежали в сорной траве, другие подпирали спинами поддерживающие шоссе колонны.

Проходя мимо, Тилли кивнула нескольким, с некоторыми даже перекинулась парой слов. Но с Джинкс заговорила, когда их поглотил мрак железнодорожного туннеля.

– Теперь расскажи, в чем дело.

– Он не виноват! – произнесла Джинкс дрожащим голосом.

– В чем не виноват? – резко спросила Тилли. – О ком ты говоришь?

– О тех людях, которые вчера ночевали у нас. Потом ты их выгнала.

Лицо Тилли потемнело.

– Ну и что с ними?

– Насчет того здорового не знаю, но другой, Джефф Конверс, ни в чем не виноват.

– Ты уже говорила об этом утром, но почему я должна тебе верить? Ведь в газетах писали совсем другое.

– Я знаю, что писали в газетах, потому что сегодня ходила в библиотеку. Там все неправда! Я говорила тебе, что была при этом. Видела своими глазами. Этот парень хотел помочь Синди Аллен. А напал Бобби Гомес. Он жутко ее избивал, она закричала, а этот парень только вышел из вагона. Услышал и побежал на помощь.

Тилли пожала плечами.

– Даже если ты права, сейчас это не имеет никакого значения. Охота началась. Его уже не спасти.

– А если он выберется наружу?

– Нет, – возразила Тилли, – не выберется. Это невозможно.

Джинкс сделала шаг назад.

– Но раньше им никто не помогал.

– Я не понима... – Тилли не закончила фразу, потому что осознала намерения девочки.

Она попыталась поймать ее руку, но Джинкс оказалась проворнее и, метнувшись вперед, быстро исчезла в темноте.

– Джинкс! – позвала Тилли.

Девочка не ответила, а через несколько секунд ее тень обозначилась далеко впереди в тускло освещенном участке туннеля.

– Вернись сейчас же! Иначе вместе с ними охотники убьют и тебя!

Но Джинкс уже бежала. Эхо возвращало к Тилли ее собственные слова вместе со стуком ботинок девочки.

Через секунду звуки замерли, и туннель снова заполнила тишина.

* * *

Перри Рандалл сидел за рабочим столом в своем домашнем кабинете, стены которого были обшиты ореховыми панелями, а окна выходили на Центральный парк. Если бы он отвлекся и выглянул, тем более что шторы были раздвинуты, то смог бы полюбоваться замечательными весенними цветами.

Но смотреть в окно Перри Рандаллу был недосуг. Прослушав адресованное Хедер сообщение, он не прекращал звонить. Связался с шестью членами правления, выслушал их соображения, после чего назначил встречу на одиннадцать утра.

– У «Клуба», – уточнял Перри.

Заместитель окружного прокурора был членом четырех клубов Манхэттена, включая «Ассоциацию юристов», «Метрополитен» и «Йель», но все, с кем он говорил, понимали, что это означает «Клуб 100», о существовании которого было известно очень немногим, несмотря на его более чем вековую историю. Члены клуба называли его просто «Клуб», а для тех, кто только надеялся со временем войти в это элегантное здание, он был «Сотым».

Все прочие о нем не ведали.

«Сотый» был основан с единственной целью: обеспечить уединение для сотни самых могущественных людей в городе без различия пола, расы и вероисповедания. Члены «Сотого» брезгливо сторонились жалких снобов из широко известных клубов Нью-Йорка. Стать его членом было очень непросто. Клуб по-прежнему размещался на Пятьдесят третьей улице в доме номер 100, небольшом здании, построенном специально для него еще в девятнадцатом веке, и с тех пор почти не изменился. Поскольку число членов здесь всегда строго ограничивалось, менять помещение не было нужды. Учитывалось и то обстоятельство, что со временем люди теряют могущество и власть. Поэтому, согласно уставу «Сотого», каждые пять лет предусматривалось обновление пяти процентов членов клуба. Это гарантировало избавление от дряхлых стариков, имевших обыкновение дремать в креслах клубных салонов, а также обязательное привлечение городских политических воротил.

Сегодня возникла непредвиденная ситуация: каким-то образом Джеффу Конверсу удалось раздобыть сотовый телефон. Перри Рандалл слышал его голос: Конверс звонил его дочери. Очевидно, кто-то допустил ошибку, которую нужно исправить.

Великолепный стенной хронометр работы Сета Томаса[13], семейная реликвия, мягко пробил полчаса. Рандалл закрыл папку с информацией по делу Джеффа Конверса и положил в дипломат.

Поднявшись из-за стола, он все же не удержался и подошел к окну полюбоваться парком, который благодаря ему и коллегам из «Сотого» снова стал безопасным местом для прогулок. И вообще с тех пор как Перри Рандалла избрали в «Сотый», в городе изменилось очень многое. Самое главное, резко сократилось количество уличных преступлений. Убийства, изнасилования и нанесение тяжких телесных повреждений, столь распространенные в этом районе всего десять лет назад, сейчас почти полностью исчезли.

Сам Перри в метро никогда не ездил, но знал, что оно существенно очистилось от всякой мрази. С улиц и вокзалов исчезли попрошайки, а ведь совсем недавно от них буквально не было прохода.