Анна Никки

Дотянуться до солнца

Истинная жизнь человека — та,

о которой он даже не подозревает.

(Сэмюэл Батлер)

Всегда найдется какое-то оправдание,

чтобы не жить собственной жизнью.

(Чак Паланик)

Пролог

На улице снова шел дождь. Он стоял на балконе, пытаясь проснуться. Ветер обдавал лицо холодом и брызгами, но парень не отворачивался. Наоборот, это бодрило, вызывая приятную дрожь во всем теле.

Однако не только погода вызывала в это утро дрожь.

Максим скривился. Она снова под его окнами.

«Это не смешно… ей, и правда, заняться больше нечем? Дождь…»

Девушка в красных джинсах, испачканных краской, и желтой кофте, которую наверно еще ее бабушка хотела выкинуть лет двадцать назад, но почему-то пожалела, как обычно маячила под его окнами.

Максим неосознанно улыбнулся.

«…в волосах куча заколок разного цвета и размера…»

Каждое утро в его голове мелькала одна и та же мысль: «…ей идет…», как бы странно это не звучало в его голове. Но еще более странным для него было обращать внимание на не интересующую его девушку. Он не понимал, почему выделял ее из толпы, снующей под его окнами каждое утро. И это очень раздражало.

«Почему эта девчонка опять шатается в такую рань по улице вместо того, чтобы просто собираться в школу или поспать лишний часок? Каждый день одно и то же…»

Дождь больше не бодрил, а только портил настроение.

Каждое утро люди, семенившие мимо, оборачивались на необычно одетую девушку, рисовавшую на асфальте разноцветными мелками под окнами панельной многоэтажки.

Заканчивая ровно в семь сорок пять, она спокойно смотрела на часы, не торопясь, складывала мелки в сумку и шла в школу, чтобы после уроков снова занять позицию под его окнами, прекрасно зная, что ровно в шесть утра и три часа дня он выходит на балкон.

В школе эта девушка не выделялась среди остальных подростков, если не брать во внимание ее чересчур яркую одежду. Но факт того, что несколько раз парень видел, как одноклассники открыто насмехались над ней, а учителя, отворачиваясь, проходили мимо, только подтверждал незавидное звание его школы в плане воспитания. Здесь учились только местные, кому было удобно учиться недалеко от дома, и они не отличались особой щепетильностью по отношению к своим сверстникам. Из обрывков разговоров он знал, что она переехала в их город совсем недавно, а подростки неохотно принимают новеньких, особенно если последние кардинально отличаются от них.

Но хоть ее стиль и становился поводом для насмешек одноклассников, непроизвольно его взгляд всегда задерживался именно на ней. Чему он находил простое объяснение: ее отношение к жизни не попадало ни под одно определение его видения этого мира. Все, что происходило с ней ежедневно: насмешки окружающих, издевательства сверстников, полное одиночество и даже рисование на асфальте, ему казалось, не трогало ее. Лицо этой девушки всегда оставалось непроницаемым и бесстрастным, без каких-либо эмоций. В этих глазах он никогда не видел даже обиды, обычно возникающей у обделенных судьбой подростков. И задавался он в эти моменты только одним вопросом: окажись на ее месте, повел бы себя в схожих ситуациях так, как она, или не смирился бы с таким отношением к себе?

Полное безразличие ко всему окружающему ужасно подогревало его интерес.

И вот однажды он все-таки заметил…

Максим вспомнил, как в этих голубых глазах что-то промелькнуло, будто легкая волна коснулась их. Пусть на лице осталась маска непроницаемости, глаза выдали ее. Бесконечная тоска и обреченность пробрали его в тот далекий момент до дрожи, как сегодняшний холодный дождь. Совсем ненадолго, на доли секунды… его сердце забилось чаще… и снова полное безразличие все разрушило, оставив лишь неприятный осадок…

Спустя месяцы он научился улавливать мимолетные мгновения страдания в ее глазах. Они выдавали ее, предавая снова и снова, и давая парню то, чего ему так не хватало. Это стало почти хобби — подсматривать за человеком, которого он презирал, и необычность которого не отпускала его мысли ни на миг. Со стороны казалось, ей все равно, но Максим знал, что это лишь маска. И пусть он не понимал почему, но больше всего ему хотелось, сорвать ее и вытащить наружу скрытое пламя, спрятанное глубоко внутри нее и прикрытое вуалью безразличия.

Только поделиться этим желанием он ни с кем не мог. Окружающие считали ее странной и ненормальной. Но, в отличие от его, их чувства возникали без какой-либо определенной причины — просто потому что она была не такой, как они. Сейчас он прекрасно это осознавал. Но год назад и он, встречая ее, испытывал почти такое же отвращение.

Направляясь в школу, Максим, вспомнив одну из таких встреч, нахмурился.

В тот день они с Катей встретились с друзьями после обеда. Проходя мимо его дома, компания заметила девочку из школы, рисующую на асфальте детскими мелками. Та увлеченно выводила разноцветные линии, не обращая внимания на шумных подростков, проходивших мимо.

На том же месте, все в тех же красных джинсах и желтой кофте, с кучей заколок на голове, с непроницаемым лицом.

Ради смеха кто-то толкнул ее в плечо и громко крикнул:

— Видели?!

— Что? — Катя начала смеяться.

— Правильный вопрос: Что!? Видели чучело?

— Ха-ха-ха…

Компания остановилась, окружив ее, и все начали смеяться. Девушка, медленно поднявшись, повернулась к ним лицом. Он тоже улыбался, пытаясь увидеть хоть каплю обиды в голубых глазах, но ее там не было. В этих глазах не было ничего. Ни одной эмоции. Она казалась ему нелепой среди столпившихся вокруг нее разодетых сверстниц. Словно попугай. Катя подошла к ней, достала из сумочки пудру и высыпала розовый порошок прямо на рисунок.

— Ты мешаешь людям пройти, не видишь?

— Не делай так больше…

Девушка смотрела Кате прямо в глаза без какого-либо выражения. Даже в голосе не слышалось интонации.

— А то что?

Воспоминание о той неловкой секунде наполнило его злостью, заставившей сжать кулаки. Но она была вовсе не на Катю, которая растерялась и внезапно замолчала, поняв, что привычной реакции на ее издевки не будет. И даже не на эту нелепую девочку, без эмоций смотревшую на его подругу.

Он злился тогда…

— Я ухожу.

Шутка больше не была смешной, и в его намерения не входило провести весь вечер возле Попугая. Настроение вдруг резко