При взгляде на спорящих вожаков Одеял и Гусей казалось, будто Кальтер ошибся, поссорив не те банды, которые собирался. Но, присмотревшись внимательнее, можно было догадаться, что Отто и Рошон не ругаются, а обсуждают волнующий обоих вопрос. Настолько животрепещущий, что ни у того, ни у другого не получалось говорить о нем спокойным тоном.

Штернхейм стоял к Кальтеру спиной, но Рошона он видел вполне отчетливо. И мог прочесть по губам, о чем тот говорит. Не все, а лишь некоторые фразы, но и этого хватало, чтобы вникнуть в смысл разговора этой парочки.

— Рошон просит Штернхейма встать на его сторону и помочь ему раз и навсегда «урегулировать проблему». — Куприянов счел нелишним держать напарников в курсе происходящего. — Говорит, что если проблему не урегулировать, в следующий раз на месте этих троих могут оказаться Дикие Гуси. Или даже сам Отто. Говорит, что от свободы и вседозволенности эти чокнутые последний ум потеряли и превратились в бешеных собак. А с бешеными собаками может быть только один разговор…

— «Эти трое» — в смысле, трупы? — переспросил Эйтор. — А «чокнутые» — Факельщики?

— Вне всяких сомнений, — кивнул переводчик. — Что говорит главный «гусь», не вижу, но он явно колеблется. А Рошон… так… Он предлагает Отто компромиссный вариант: блокировать выходы на нижние этажи, в то время как он берет на себя основную часть работы… Отто все еще колеблется. Хотя, зная его натуру, лично я не сомневаюсь, какое решение он примет.

Кальтер примолк, потому что в этот момент к полковнику подбежал один из подручных. Тыча рукой в сторону Факельщиков, он начал о чем-то взволнованно говорить. Рошон и Штернхейм прекратили беседу и, развернувшись в указанном направлении, увидели нечто такое, что моментально заинтересовало и их. Затем оба опять посмотрели друг на друга, и Отто развел руками — очевидно, давал понять, что у него нет слов. Кроме разве что нецензурных, но их главарь Гусей приберег на потом.

Между тем новость, которую принес вожакам посланник, — а касалась она, безусловно, замеченных у Факельщиков автоматов, — быстро разлетелась среди прочих Синих Одеял. Они сразу же сбились в кучу и обступили своего босса, ожидая, какое решение он примет. Все поглядывали на очевидных виновников гибели Есперсена, Мацуды и Ферхата с уже нескрываемой злобой. И переговаривались, обсуждая новое неприятное открытие.

Факельщики заметили нацеленный на них пока сдерживаемый гнев легионеров. И тоже забеспокоились, зароптали и стали оглядываться на Абу Зейдана. Они все еще не понимали, что происходит, но, похоже, начинали кое о чем догадываться. А поскольку их и вооруженных автоматами Синих Одеял разделяло не более полусотни шагов, исход назревающего конфликта был для «огнепоклонников» предсказуем.

— Сдается мне, брат, рыбка проглотила твою наживку! — Харви потер руки в предвкушении новой грандиозной бучи.

— Видимо, так, — согласился Кальтер, в очередной раз посмотрев на западную террасу. Последние Факельщики, что там были, подтягивались к лестнице. И когда они присоединятся к прочим собратьям, возле костра больше никого не останется.

Сам костер продолжал гореть довольно жарко — перед тем как пропало электричество, в него подбросили новую партию дров. Это несколько мешало планам Обрубка, но ничего не поделаешь — огнетушителя у него не было. А если бы и был, он все равно не стал бы привлекать к себе внимание, гася большой и яркий источник света.

— А ваш русский писатель, о котором вы тогда говорили, сеньор, ничего не писал про одну и ту же бурю, что может разразиться дважды? — поинтересовался Эйтор, припомнив их с Кальтером разговор в лифтовой шахте.

— Может, и писал, кто его знает, — пожал плечами Куприянов. — Я, честно говоря, не большой его поклонник. Точнее сказать, вообще не поклонник — просто к слову тогда пришлось, вот и все… Одно скажу тебе наверняка: в этой буре я буду не буревестником, а пингвином, который прячется от нее среди утесов. Ну а герои пускай сражаются, сколько им влезет, — я обеспечил им для этого все, что нужно…

Война на «Рифте-75» возобновилась, когда на восточном небосклоне забрезжил рассвет.

Словесная разборка, предшествовавшая новой резне, в которой теперь участвовали одни лишь банды, продлилась недолго. Да и затеяна она была Рошоном, как догадался Обрубок, с целью выиграть время и дать головорезам Штернхейма передислоцироваться.

Отто вернулся к своим сразу после того, как Одеяла обнаружили у Факельщиков компрометирующие их огнестрельные улики. И вернулся явно не затем, чтобы отсиживаться в стороне от грядущего побоища. Кальтер не слышал, о чем совещались напоследок полковник и главарь наемников, но, кажется, они пришли к согласию. А раз так, значит, очень скоро Дикие Гуси оставят свои нынешние позиции и займут другие. И отрежут «огнепоклонникам» пути к отступлению на нижние уровни, где до них будет очень непросто добраться.

Слишком долго Рошон и Абу Зейдан обменивались враждебными взглядами, чтобы в конце концов не сойтись лицом к лицу и не объясниться. Для готовящего отмщение полковника это было в общем-то необязательно. Но кроме необходимости дать союзникам время на подготовку, здесь сказалась также его солдатская принципиальность. Честный вояка Рошон не мог напасть на врага без объявления войны. Чего нельзя сказать о бывшем иракском партизане Абу Зейдане. Он, как истинный борец за свободу, не гнушался воевать за нее любыми средствами. Однако вступать в битву здесь и сейчас генералу явно не хотелось. А хотелось ему перво-наперво выяснить, почему Факельщиков вдруг начали в чем-то подозревать. Ну а дальше как карта ляжет. И если все-таки войны не избежать, что ж — пусть так оно и будет!

Спокойного разговора между вожаками, естественно, не получилось. Слово за слово, и вот уже два патриарха орут во весь голос, стараясь перекричать друг друга и пытаясь доказать оппоненту свою правоту. Что было бы непросто, даже спорь они один на один. Но они делали это под крики своих соратников, которые не собирались стоять и помалкивать, когда их лидеры драли глотку, бросаясь столь серьезными обвинениями. Бойцы ни в чем не отставали от своих командиров. Отчего гвалт на площадке стоял такой, что его, наверное, тоже было слышно на нижних уровнях не хуже давешней канонады.

Не в правилах Абу Зейдана было оправдываться перед кем бы то ни было. Но он заставил трех Факельщиков с автоматами публично сознаться, где они раздобыли свои крутые пушки. Разумеется, они сказали генералу сущую правду. И, разумеется, им никто не поверил. В том числе, возможно, и сам генерал, потому что слишком неправдоподобно звучала эта история. Но вслух Абу Зейдан свои сомнения не высказал, а продолжил бесперспективный для себя спор с Рошоном, ибо не мог уронить достоинство в глазах своих людей. Что они подумают, если вождь подвергнет наказанию братьев, на которых указал пальцем вожак другой группировки? При всем их уважении к генералу, этот вероломный поступок они ему не простят. И при первой возможности изберут себе нового лидера, который не станет прогибаться перед обнаглевшими конкурентами.

Заслышав гвалт, последние покидающие террасу Факельщики забеспокоились и припустили бегом, желая поскорее присоединиться к товарищам. Зеваки, что до этого наблюдали за осадой Поднебесья, наоборот, стали от греха подальше разбегаться с площадки. Правильно, кому охота стать случайными жертвами не касающейся их междоусобицы? А страсти тем временем накалялись. И чем дальше, тем все хуже главари контролировали своих взбудораженных бойцов.