— Вот и к делу подошли, — вставила я, — акто?

— Парамонов, бывший заместитель начальника управленияВахромеева.

— Про Вахромеева я знала, а этот решил чужими рукамижар загребать? За что же он меня-то? Я о нем ничего не знаю, никому ничегорассказать не могу…

— А за это благодари своего журналюгу-паразита!Раструбил на весь город, что свидетель есть! А убрать свидетеля — это святое,ты же понимаешь… Знаешь, из-за чего людей убивают? Из-за денег, из мести иличтобы рот заткнуть свидетелю.

— Ну, ты, конечно, в этом разбираешься, — вставилая с сарказмом. — Что касается убийств, ты специалист.

— Конечно, — кивнул он, не заметив моегосарказма, — эти причины давно уже классифицировали, сицилийская мафия дажеритуалы соответствующие ввела. Допустим, если человека убивали за оскорблениеженщины — во рту у покойника оставляли цветок, а если убивали за то, чторазболтал что-нибудь, или просто нежелательного свидетеля — клали в рот камень,и это означало, что теперь ему рот навсегда закрыли. Но ты небеспокойся, — как-то даже ласково продолжал мой гость. — Чтобы я позаказу какого-то кретина Парамонова такой ценный материал извел?

— Слушай, я не пойму, а у тебя-то в этом деле какойинтерес? Просто жалко меня стало?

— У меня к тебе предложение, — он пошевелился вкресле. — Я давно уже ищу себе напарника.

— Я не ослышалась? — У меня просто волосы на головевстали дыбом от изумления.

— Да, ты не ослышалась. Это очень трудно в нашем деленайти подходящего человека. Я сам тебя всему обучу, а не захочешь остаться сомной — потом разберемся.

— Но ты ведешь такую жизнь…

— Это работа. — В его интонации мне послышалосьчто-то знакомое. Именно так только что говорил Андрей: человек выбирает своюработу, а потом уже сомнениям нет места.

— Я не смогу убивать, — я схватилась за соломинку.

— Ты уже смогла, — напомнил мой гость. — Троебандитов в машине и один киллер в башне.

— Я не сама, я только заманила их в машину и испортилавинтовку…

— Ты бы смогла просто их пристрелить, — голос егобыл тверд. — Ты просто не хочешь себе в этом признаться.

Мы долго сидели молча.

— Да, — наконец тихо сказала я, — я бысмогла. Но они, эти люди, угрожали моей жизни и жизни моих близких. Так вышло:или они умрут, или я. И тогда у меня рука бы не дрогнула. Но., поставить смертьна поток, убивать по заказу.., ты уж извини.., возможно, ты и заметил у менякакие-то необычные способности, но я не хочу этого делать. И никогда не буду.Хотя выбора у меня нет.

Он рывком встал из кресла, я тоже встала. Мы стояли и молчасмотрели друг на Друга.

— Ну что ж, — проговорил он, — не получилосьу нас разговора. Не пришли, значит, к консенсусу.., а жаль.

— Служба ремонта? — произнес Евгений Иванович всету же условную фразу. — Я по поводу автомата А-16. Мы заказывали ремонт,он произведен?

— Ремонт произведен, — ответил голос втрубке. — Подтверждение получите по пятому каналу в двенадцать ноль-ноль.

— Хорошо, — Евгений Иванович удовлетвореннокивнул, хотя собеседник не мог этого видеть, — оплата после подтверждения.Код доступа — 2864. Будет установлен после проверки ремонта. Можете получитьоплату после пятнадцати часов, если качество ремонта подтвердится.

— Вас понял, — спокойно ответил голос в трубке.

Евгений Иванович вернулся в управление, прошел в свой новыйкабинет и занялся текущими делами. Когда стрелка часов подошла к двенадцати,включил телевизор. На пятом канале Жанна Балконова пугала домохозяеккриминальным беспределом, поскольку остальные жители города в такой часнаходились на работе.

— Еще одна страшная находка обнаружена сегоднясотрудниками двадцать шестого отделения милиции. Предоставим словонепосредственному свидетелю — сержанту Бекасову.

На экране появился молоденький веснушчатый милиционер,бледный до инопланетного голубоватого оттенка.

— Да я не сам нашел, — проговорил сержант дрожащимголосом, — меня вызвали по телефону с водозаборной станции…

Я приехал, а там женщины все почти в обмороке, хотя онивсякого повидали. — По лицу сержанта было видно, что он сам вот-вотхлопнется в обморок, хотя тоже всякого повидал. — Там у них камерыводозаборные, они сетками отделены… А внутри — большой пропеллер, как бы винтгребной, чтобы воду закачивать… Ну как сетка отошла, это еще надо разбираться,и как потерпевшая в воду попала, но только ее винтом этим так перемололо — отголовы вообще ничего не осталось, только видно, что волосы рыжие были,возможно, это при опознании поможет.

На экране появилось что-то бесформенное, страшное, совсем непохожее на человека. Долго демонстрировать эту картинку не стали, щадя нервычувствительных домохозяек.

Мишка Шиш проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо.Сначала он подумал, что его будит мент, чтобы прогнать с теплого належанногоместа, но, приоткрыв опухшие глаза, увидел плотного коренастого мужика в кепкеи очках с большими желтыми стеклами.

— Чего надо? — грубо спросил злобный спросоньяШиш.

Все тело ломило, голова была, как железобетонная, во ртуощущался неповторимый аромат деревенского нужника. Ни говорить, ни делатьничего не хотелось. Кто-то говорил Мишке, что если после сорока лет тыпросыпаешься и у тебя ничего не болит, то значит ты уже сдох. Мишке былонамного больше сорока, а трудная жизнь на свежем вокзальном воздухе и низкоекачество потребляемых напитков привели его в такое состояние, что ему вполнеможно было дать все семьдесят.

— Выпить хочешь? — негромко спросил мужик.

Сразу видно, умный человек, понимающий.

— А то! — Мишка кряхтя приподнялся, радостнопредчувствуя ее, родимую.

Мужик протянул ему пластиковый стаканчик, Мишка проглотилего содержимое, как голодный пес заглатывает на лету брошенный ему кусок.

Жизнь сразу стала не такой помойкой.

— Чего надо? — деловито спросил оживший Шиш ужебез прежней грубости, понимая, что дармовой выпивки в этой жизни не бывает.

— Заработать хочешь? — Мужик наклонился пониже изаговорил вполголоса.

— Смотря что делать. — Трудная вокзальная жизньприучила Мишку к некоторой осторожности.

Мужик наклонился еще ниже и начал подробно объяснять работу.

— Это можно, — солидно кивнул Шиш, дослушав доконца, — только номер этот, чтобы ящик открыть, мне на бумажке запиши, такмне его нипочем не запомнить.

— Запомнишь, — отрезал мужик, — за хорошиеденьги все запомнишь.