7. Никаких креативных методов и рискованных информационных бомб. Все сделать тупо через концерты, щитовую рекламу, календарики, листовки, ролики, встречи с избирателями.

8. Никаких современных сетевых методов работы, какие мы применяли для Ищенко. Только тупая административная пирамида.

9. Ни в коем случае не нападать, а защищаться. Пусть Янушевич сидит в своем Восточно-Украинском гетто и в Крыму и не смеет показывать носа на Западной Украине. Война должна вестись на его поле.

10. Пусть внушают ему мысль, что Ищенко пойдет с ним на договоренности, чтобы кинуть Тимоченко. Поэтому он не должен бороться с Ищенко и дискредитировать его. Пусть ведет скромную положительную, а не боевую кампанию. Ищенко все равно его потом кинет. Когда он проиграет, надо будет представить поражение как большую победу. Пусть формируют у него заниженные ожидания: дескать, первое место — это уже победа, не важно, с какими процентами».

— Ты все точно записала, Аланта? — Райс посмотрела на помощницу. — Эти же инструкции передай послу Хербсту, он проследит за выполнением.

— Все будет исполнено, — ответила Аланта Тахой.

Вскоре она звонила Болтену.

— Да-да, — подтвердила Аланта плохо соображавшему Болтену. — Отнесите презентационные расходы на счет помощи развивающимся демократиям.

Амерiканське сало? Чому б і ні?[42]

— Авторитетный американский журнал Forbes, составляя рейтинг ста самых влиятельных женщин мира, называет украинского премьера Юлию Тимоченко третьей по влиятельности женщиной планеты.

Подобно большинству выросших при советской власти провинциалов, Козак по-жлобски гордился своими загранкомандировками. Это шло еще из его пионерского детства, когда за бугор ездили лишь немногие из небожителей. Коля завидовал тем пионерам, отцы которых, работавшие в заводоуправлении «Запорожстали», привозили из заграницы удивительные джинсы настоящего голубого индиго, и их сыновья потом щеголяли в них на школьных вечерах отдыха на зависть остальным пацанам из рабочей «железнодорожки».

Но, как и большинство провинциалов, он слегка робел от заграницы, слегка ее дичился, даже гэбэшная психологическая подготовка плохо помогала. Все же «наружка», где он начинал простым «топтуном», это не элита внешней разведки с ее языкастыми парнями, что любого филолога за пояс заткнут.

Тем не менее лететь с Янушевичем в Давос Козак счел за великое для себя блаженное благо. Робость — робостью, но хитрый хохол Колька Козак, если надо, умел показать себя и незаменимым.

— Необходимо продумать все меры безопасности по всем вариантам на все время встречи в Давосе, — сказал Николай, когда Янушевич объявил о сроках их поездки.

— Ну, это твоя работа, — развел руками Янушевич.

— Вы можете на меня положиться не только в вопросах безопасности, — Николай многозначительно поглядел на шефа.

— Вот оно как, — удивленно гмыкнул Виктор Федорович. — Что ж, я подумаю.

А в Давосе всем думать пришлось. И окажись там Василий Иванович Чапаев, перенесенный туда на какой-нибудь машине времени, то его верному Петьке, эдакой обратной реинкарнации Николая Козака, пришлось бы сызнова палить в небо из нагана, призывая всех к тишине, чтобы Чапай думу думал.

Формально Виктор Федорович Янушевич прибыл в Давос на традиционный европейский экономический форум, куда так любили наведываться либералы от новых демократий. Вот и теперь, выйдя из присосавшегося к фюзеляжу их самолета гофра, прямо в VIP-зоне Янушевич наткнулся на группу явно рисующихся завсегдатаев ежегодной тусовки — русских демократов Какамаду, Рыжова, Немцина, Гаспарова, Чубайнца, Касьяна и еще кого-то из слабопамятных им по прошлым жизням.

На приветственный жест одного из тусовщиков Виктор Федорович лишь слегка изобразил высокомерный кивок и, не желая вступать в какие-либо, даже пустячные разговоры, попросил Николая подсуетиться насчет максимального ускорения всех процедур.

— Коля, ты там подшустри, подгони побыстрее машину, нас же должны, в конце концов, встречать, ведь не конь в пальто приехал, — недовольно пробасил Янушевич.

Истинной целью приезда Янушевича в Швейцарию была его встреча с Полом Монафортом, одним из ведущих политтехнологов Америки, как ему объяснл Кушма, а вся эта экономическая тусня и тамошняя «бла-бла-бла» служили ширмой, или прикрытием, если выражаться языком спецслужб.

Афишировать контакты с американцами не входило в планы Янушевича, поэтому, оказавшись в аэропорту Давоса, приходилось играть по идиотским демонстративно демократическим правилам, навязанным организаторами, — все участники чуть ли не сами вызывают себе такси и не пользуются никакими исключительными VIP-привилегиями. Виктору Федоровичу эти европейские демократические игрушки в «безгалстучье» не шибко нравились. Он, хоть и был корнями не из графьев, не любил смешиваться с простым народом.

— Гребаный глобализм, — пробурчал Янушевич.

Для удобства контактов Монафорт со своими людьми остановился в том же самом отеле «Рив Гош», что и делегация правительства Украины. Первую встречу назначили на одиннадцать вечера. С учетом джет-лэга для склонного к послеобеденным сиестам Янушевича время это было уже трудным для соображаловки. В Киеве-то по местному уже минуло два часа ночи. Но Монафорт не особенно считался со своими партнерами и подогнал встречу под свой временной тайм-лэг.

Преследуя цели конфиденциальности и предчувствуя, что после встречи с Монафортом придется многое перекроить в своих предвыборных штабах, Янушевич сильно сократил состав делегации, и Козаку пришлось теперь выполнять непривычные функции казначея.

— Ты же сам попросился, — ухмыльнулся Янушевич, когда Козак возразил, мол, не моя это тема счета подписывать и переводить деньги со счетов компании. — Сам сказал, что тебе можно доверять больше, чем мою безопасность. Так и будь, если назвался груздем!

Оплачивая дополнительные расходы по организации встречи банковской карточкой Янушевича, а также за аренду дополнительных апартаментов в гостинице «Рив Гош», где теперь происходили переговоры с Монафортом, и особенно оплачивая счета, поступающие от американской стороны — будь то за аренду самых дорогих машин, будь то за спецобслуживание в номерах, Козак все время мысленно охал и ахал, как если бы все эти гривны, персчитанные в швейцарские франки, были его личными.

Однако истинное изумление было еще впереди. Оно постигло Николая, когда он столкнулся с запредельной наглостью их новых партнеров. Ведь Николай и взаправду сам напросился, чтобы шеф доверил ему больше, чем свою безопасность. Теперь Николай был при Янушевиче не просто начальником над «топтунами», но ближайшим дружником и заспинным советником дивана. Присматривал в сокращенном штате советников и за переводчиками, и за казначеями, и за всеми остальными, коих вместе с ним в делегации, кроме самого Янушевича, было всего двое.