– Ага, недалеко, – Дятел с сожалением поглядел на меня как на малохольного. – Ну, ты у нас и впрямь романтик! До туда километров тридцать. Считай, день проездим. А у меня – план, нормовыработки, сдельщина…

– Не жлобствуй, а? – попросил Лёша. – Тебе это не идёт. Когда-то мы тут ещё окажемся. Даже если ничего не обнаружим, всё равно интересно те места посмотреть.

– И потом, один ты мог чего-то не заметить, да и цели у тебя такой не было – что-то искать, – деликатно добавил я. – А сейчас нас трое, и карта с загадкой имеется. Надо же найти ответ!

– Фу-ты, ну-ты, – вздохнул Дятел и дурашливо воздел руки к небу. – О духи тундры! Эти несчастные надеются открыть клад. Прямо-таки «Остров сокровищ» по-пенжински: загадочная карта есть, только вот Билли Бонса с говорящим попугаем не хватает!

И только он сказал про Билли Бонса, как кто-то хрипло закашлял. Поражённые, если не сказать больше – напуганные, мы тут же замерли. Кашель прекратился, и послышалось постукивание: явно кто-то стучал, вроде бы, костылём: тук-тук, тук-тук!

– Вот тебе и Билли Бонс, – прошептал Лёша. – Дождался? – и незаметно подмигнул мне. Кажется, он знал причину этих звуков, а то отчего бы вдруг испуг исчез с его лица?

Дятел продолжал таращить свои былинные глаза на холмик, из-за которого, судя по звукам, вот-вот должен был появиться некто и, может быть, даже с говорящим попугаем на плече: «Пиастры, пиастры!» Но постукивание так же резко оборвалось, как и началось.

– Пират затаился, – шепнул Лёша. – Ну что, Олег, не желаешь на него взглянуть?

Дятел, чувствуя подвох, но, не зная в чём дело, сердито фыркнул.

– Ладно, – усмехнулся Лёша. – Он сейчас сам явится…

И точно, над холмиком показалась рыжая шапка. Не знаю, как Дятел, а я ожидал, что вот-вот и весь человек высунется. Только почему он в такую жару носит меха? Но шапка вдруг завертелась на месте, подпрыгнула и тихонечко… тявкнула!

Это была маленькая симпатичная лисичка. Она с любопытством уставилась на нас, склонила голову набок – посмотрела, почесала задней лапкой за ухом, склонила мордочку на другую сторону и, внезапно испугавшись или опомнившись – люди же перед ней, враги! – сиганула назад, на обратную сторону холмика – только её и видели.

– Ну и ну, – присвистнул Дятел и перевёл дух. – Вот тебе и Билли Бонс, – и громко захохотал. – Напугался. Фу-ты, ну-ты. Честно сознаюсь. Думал, что бродяга какой-нибудь лазит. Мало ли…

– У неё вход в норку, наверное, камешками засыпало – она и вытаскивала их, – предположил Лёша. – Ну, и заметила: когда камешек на камешек бросаешь, они увлекательно так постукивают: тук-тук, цок-цок! Лисы, особенно молодые, большие игруньи. Вот она и забавлялась…

– Да и ты тоже игрун, – в шутку рассердился я. – Мог бы и не пугать нас так!

– Да нет, пока она не закашляла, я тоже невесть что думал. А кашлянула, и я понял: лисичка! Они тоже простывают, как люди. И немудрено после таких ливней. Лисы, правда, по-особому кашляют. А, впрочем, – он махнул рукой, – вам не понять этих тонкостей. Вы не охотники!

Всю дорогу мы с Дятлом потешались друг над другом, заранее зная, что эта история непременно войдёт в фольклор районной столицы, а библиотекарша Галя Лямцева даже установит очередь на собрание сочинений Стивенсона. И над Лёшей мы тоже подтрунивали: надо же, ратует за охрану природного мира тундры, технику из неё хочет изгонять – олешки-то лучше, ландшафт не портят, не в пример бульдозерам, а сам, поди ж ты, сидит на тракторе, ещё и подгоняет: «Быстрее нельзя?»

Лёша отмахивался от нас, сердился: не на вездеходе едем, смотрите – трава после трактора распрямляется, как Ванька-встанька, значит, жить будет. Слабое утешение! Трава-то поднималась между двумя тёмными полосами, взрытыми гусеницами – они не скоро зарастут, и колея эта, видная издалека, ещё долго будет хранить память о нашей поездке. Мы о ней забудем, а тундра – нет.

– А, чёрт с вами! – вдруг рассердился Лёша. – И правда, нельзя так: говоришь одно, делаешь другое. Слазьте!

Ты чего? – удивился Дятел.

Слазьте, я сказал! Пешком пойдём! А ну, глуши мотор!

Дятел, оценив свирепую лешину гримасу, выключил двигатель и соскочил на землю. И мне, конечно, пришлось последовать его примеру.

– Нельзя так, – упрямо повторял Лёша. – Нельзя, и всё тут, – будто бы сам себя уговаривал. – Раз против себя пойдёшь, другой, и останется одно: красивые слова, не больше!

– Фу-ты, ну-ты, что тут такого? Может, после нас ещё сто лет никто ничего здесь не испортит, не помнёт и не притопчет, – сказал Дятел. – Наивно! Трактор есть, а мы, идиоты, на своих двоих передвигаемся, да? Идеалист! Можно ли жить в полном согласии с природой?

– Давай попробуем! – запальчиво отрезал Лёша и, закинув рюкзак на плечи, решительно двинулся вперёд.

– Ну, ты и молоток, – присвистнул Дятел. – А человеческие потребы? Что, законсервировать эту тундру теперь, что ли?

Но всё-таки он шёл за Лёшей, и вид у него при этом был такой, будто бы только что вышел из дома и, ощупывая карманы, вспоминал, не забыл ли ключ в замочной скважине, выключил ли утюг и, вообще, не стоит ли вернуться – проверить, не горит ли уже квартира. Конечно, это было нелепо: иметь трактор и не пользоваться им, видите ли – вредно! Но завтра-то Дятел всё равно повезёт на нём срубленные деревья по той же самой тундре. Что за детские фокусы? Впрочем, мужчины иногда ведут себя как мальчишки. Вдруг в тебе, таком взрослом и даже солидном, взбунтуется озорник, проказник, повеса, драчун (список можно дополнить!), которого ты удерживал правилами приличия и этикета, – и вырвется из тебя, и натворит таких дел, что только за голову потом схватишься. Но, слава богу, это бывает редко, и чаще всего в мужских компаниях.

Вот Лёшу, видно, и подстрекал его внутренний упрямец. Он, не оборачиваясь, легко и споро шёл вперёд.

– Ладно, Дятел, брось, – примирительно сказал я. – Не надо было его допекать. У каждого свои заморочки…

– Шуток не понимает, – пробурчал Дятел. – Ишь, правильный какой!

А Лёша упрямо не поворачивал головы, как мы его не окликали, и уходил всё дальше и дальше – что ж, мастак: в тундре вырос.

Наверное, он всё-таки прав. Хотя, конечно, смешно: вон он, трактор, оранжевой точкой темнеет у холма. Ну, и проехали бы на нём, мало ли техники вот в эту самую минуту бороздит тундру? Машиной меньше, машиной больше – какая разница? Но кто-то должен первым почувствовать лад этих мест и постараться не нарушить их естества, не спугнуть красоту и, приспосабливая землю к своим потребам, сделать её лучше, и чтобы идущие следом удивлялись единству духа природы и человека. Одних только слов для этого мало. Что слова? Звук пустой! А попробуй-ка спрыгни с машины, протащишь десятка три километров под злым солнцем, так, что голова сделается каменной – ради принципа протащишь, а этот принцип, между прочим, может вызвать у здравомыслящих людей жалостливую усмешку. Знаете, такую, с которой обычно на недоразвитых смотрят – чего, мол, с убогого взять, своего-то ума не дашь.