Сразу стало ясно — принять и сорок человек гостей не будет для Литл-Бикманстеда в тягость. Скорее эти сорок гостей просто затеряются в необъятных пространствах старого особняка.

По серым плитам крыльца забарабанил дождь. Оглянувшись, София увидела, что с востока надвигаются тяжелые черные тучи. Остальные члены семьи предпочли добираться верхом под бдительным присмотром Горацио. Минтон и другая прислуга ехали следом вместе с багажом. Во дворе возникла суета, всадники спешивались, конюхи уводили лошадей в конюшню, слуги отвязывали и заносили в дом сундуки, спеша успеть до начала грозы.

Семья, собравшаяся в холле, с любопытством рассматривала прямоугольный холл, темный, с дубовыми панелями и старыми гобеленами, которые только усугубляли сумрак. Дверь им отворил очень старый дворецкий, а затем появилась еще более преклонных лет экономка с лампой в руке. Старушка присела в реверансе, и тут Люсилла оперлась рукой на столик посредине холла. Одного взгляда, брошенного на ее белое, как бумага, лицо, хватило всем, чтобы испугаться не на шутку.

— Дорогая! — бросился к ней Горацио.

— Мама! — закричали дети.

— Мамочка, вам плохо? — воскликнула Гермиона, хватая мать за руку.

Люсилла закрыла глаза.

— Боюсь, что да, — выговорила Люсилла чуть слышно.

— Не говори ничего, — посоветовал Горацио. — Обопрись на меня, тебе сейчас же следует лечь в постель.

Экономка испуганно кивнула в сторону лестницы:

— Ваши комнаты приготовлены, как было сказано.

Минтон уже успел к этому времени частично рассортировать вещи. София послала Клариссу вперед с Мимз и экономкой, а сама подхватила тетушку с другой стороны. Вдвоем с Горацио они отвели быстро слабеющую Люсиллу вверх по лестнице и дальше по длинному и продуваемому сквозняками коридору в огромную спальню. Здесь уже распоряжалась Мимз, одеяла были откинуты, экономка отправлена за грелками с горячей водой. В камине разгоралось пламя.

Люсиллу уложили в кровать, на мягкие подушки, и тепло закутали одеялами и шалями. Румянец постепенно возвращался на ее щеки. Она открыла глаза и, печально взглянув на домочадцев, чихнула.

— Это ужасно! Я разослала приглашения заранее — и теперь двадцать семь гостей уже по пути сюда! Они прибудут к обеду. Если дождь зарядит надолго, нам придется развлекать их как минимум последующие два дня.

— Ни о чем не беспокойся, — сказал Горацио, поглаживая жену по руке. Но и он взволновался, представив суровое испытание, которое их ожидало.

— Кто же будет исполнять обязанности хозяйки? — Люсилла поднесла к носу платок, заглушающий жалобный всхлип.

София попыталась утешить тетушку:

— Я уверена, что сумею, если мне помогут дядя Горацио и бабушка Евангелина. И в конце концов, вы же остаетесь здесь, в доме, дорогая тетя, так что я смогу всегда советоваться с вами. Все приличия будут соблюдены — ведь приглашено несколько ваших старых знакомых дам.

Скорбное лицо Люсиллы прояснилось. Из несчастного оно стало задумчивым.

— Я думаю, что…

Все выжидающе замолчали.

— Да, — наконец объявила она. — Все, может, и обойдется. Но… — она горестно взглянула на Софию, — боюсь, милая, что тебе придется нелегко.

Радуясь, что Люсилла все же не окончательно вышла из строя, что означало бы полную катастрофу, София храбро улыбнулась:

— Вот увидите, мы справимся!

Эти слова, кажется, стали лозунгом нынешнего сезона.

Над этим час спустя размышляла София, сидя в гостиной со списком гостей в руках.

Удостоверившись, что Люсилла ни в чем не нуждается, София, Кларисса и Горацио отправились засвидетельствовать свое почтение тете Евангелине. Софии уже несколько лет не видела свою стареющую родственницу. Годы не пощадили тетушку Евангелину. Она все еще сохраняла подвижность, но голова ее работала не важно. Она все-таки узнала Горацио, хотя Кларисс упорно принимала за Люсиллу, а Софию за ее покойную мать, Мэри. Девушки сразу отказались от мысли переубедить ее, а вместо этого сосредоточились на том, чтобы растолковать старой леди их нынешнюю затруднительную ситуацию. Едва ли это удалось до конца, но, во всяком случае, тетушка Евангелина предоставила им полную свободу действий и право распоряжаться в доме по собственному усмотрению.

Однако перспектива не выпускать из поля зрения старушку, которая, как осторожно уведомила их экономка, отличалась неуемным любопытством и склонностью бродить по дому в любое время дня и ночи, укутавшись в шали, была малоутешительной.

Снаружи донесся какой-то звук. София вскинула голову, напряженно вслушиваясь. Ветер усиливался, гулко свистел над крышей. Дождь уже лил как из ведра, стучал в оконные стекла, заглушая прочие звуки. И все же отчетливо слышалось позвякивание конской упряжи. София поднялась. Значит, начали прибывать первые тетушкины гости.

Укрепившись духом, она дернула за шнур колокольчика и вышла в холл.

Начался сущий бедлам. Первыми прибыли Биллингамы — миссис Биллингам и ее две дочери. Но, пока они высаживались из экипажа и преодолевали ступени крыльца, их дорожные платья вымокли до колена.

— Ой, маменька, какой кошмар, с меня вода просто льет ручьем! — причитала младшая из сестер.

Но миссис Биллингам, промокшая не меньше дочерей, не проявила ни капли сочувствия:

— Не понимаю, на что ты жалуешься, Люси! Мы все мокрые, а тут еще и миссис Вебб заболела. Я уж подумываю, не лучше ли нам развернуться и отправиться обратно в город?

— Ой, мама, нет! Вы ведь так не поступите, правда? — жалобно захныкала старшая мисс Биллингам.

— В самом деле, миссис Биллингам, в этом нет надобности, — вежливо вмешалась София, стараясь сохранять спокойствие. — Здесь все подготовлено, и тетушка ни за что не захотела бы, чтобы вы уехали только из-за ее болезни.

Миссис Биллингам хмыкнула.

— Ну что же, полагаю, в присутствии вашего дяди, а также других леди, включая меня, тут не случится ничего неподобающего.

— Очень сомневаюсь, что тетушка готова поощрять нарушение приличий, — ответила София.

— Хорошо, до утра мы останемся в любом случае. — Миссис Биллингам мрачно взглянула в окно. — Может быть, к тому времени погода хоть немного наладится. Тогда я и приму окончательное решение.

Сделав это заявление, миссис Биллингам позволила проводить себя в свою комнату.

Следом за Биллингамами прибыл лорд Эйнсли. Милорд необдуманно пустился в путь в открытом экипаже и потому промок до костей. Он мужественно пытался улыбаться, но его отбивавшие дробь зубы явно этому мешали.

София была в ужасе. В голове проносились обрывки погибающих от последствий непогоды гостей. Отдавая распоряжения слугам — приготовить горячие ванны с горчицей, чтобы предотвратить простуду, развести огонь в каждой гостевой спальне, — она едва успела проводить взглядом поднимавшегося по лестнице лорда Эйнсли, как в холле возник забрызганный грязью с головы до ног лорд Аннерби.