После неудачи в боях в феврале – марте 1942 года, получив пополнение и боеприпасы, 12–13 апреля полки дивизии начали повторное наступление в сторону деревни Фомино. В ответ на наше наступление фашистские войска начали артобстрел и бомбежку. Наши полки понесли огромные потери. Деревня Фомино была сожжена и разрушена, осталась одна стена… Был убит командир 608-го сп Шепелев, награжденный орденом Красного Знамени еще в Испании. В этом же бою были убиты начальник штаба, командир минометной роты Жаворонков. Всего из 608-го полка были убиты 28 офицеров и очень много солдат, а многих так и не нашли.

512-й сп также участвовал в этих боях. Наступление было прекращено, все убитые в этих боях похоронены в Фомино.

17 апреля 1942 года вновь наша дивизия ведет наступление, опять потери огромны! В ночь на 19 апреля 1942 года внезапно потеплело: бурно начал таять снег, вода стала заливать наши окопы и площадки артиллерии, вода заполнила бесчисленные воронки, из которых очень трудно было выбраться по скользкой грязи. Огромные массы воды хлынули в наши окопы. Раненые не могли выбраться и тонули – это было связано с тем, что правая сторона шоссе была ниже левой, а немцы занимали более высокую левую сторону. Медсанбат находился в деревне Сининка, раненых было огромное количество, дороги были размыты, раненых вывезти было крайне трудно. Мы, врачи и сестры медсанбата, работали по двое суток без отдыха, продукты питания волокли по мокрому снегу и воде, все были голодными, горячей пищи не было.

Наши потери были огромными: 7892 человека. 30 апреля 1942 года дивизия перешла в резерв армии и была отведена из района боев» (И. Михайлова, майор медицинской службы в отставке, в 1942 году – врач госпитального взвода 146-й стрелковой дивизии)[245].

* * *

«В моей горькой памяти осталась навсегда ночь с 12 на 13 апреля, когда батальоны занимали траншеи на переднем крае. Батальоны ушли, а мы остались в лесу, на КП. Это был штабной блиндаж, вовнутрь которого все время подтекала вода, и было очень грязно. Мы, НШ полка, ПНШ 1, 2 и 3 начхим, начразведки, писаря и телефонисты, находились на берегу Шатина болота, а немцы – на высоте. Связи пока не было. Не было командира и комиссара полка.

Мы старались обогреться и тихо прислушивались к доносящемуся с переднего края гулу боя. Появившийся вскоре командир полка майор Прядко распорядился всем нам отправиться на передний край – найти батальоны, установить связь и доложить по телефону. Я и начхим пошли по проводу третьего батальона. Остальные – 1-му и 2-му батальонам.

Ночь, темень, грязь, разрывы мин и снарядов, а мы бежим, падаем, держа в руках провод. Я угодил в яму с грязью и водой и выкупался почти до пояса. Наконец нашли разрыв линии, соединили и пошли дальше к траншее. Немцы вели беглый огонь из всех видов оружия. Навстречу нам несли убитых и тяжелораненых, а легкораненые шли сами.

Где-то к утру наша артиллерия начала обстреливать передний край немцев, но они не отвечали. Затем был совершен шквальный артналет, и, когда огонь перенесли в глубь обороны, пехота пошла в атаку. На переднем крае начался страшный бой, от разрывов снарядов и мин стало светлее, а чья берет – неизвестно. Внезапно прервалась связь с двумя батальонами. Прядко сейчас же послал людей восстановить линию. Когда она была восстановлена, мы узнали, а потом с рассветом и увидели, что немцы ввели в бой танки, и наши откатились на свои позиции.

Танков с нашей стороны не было. Они все застряли в болоте.

Кровопролитные бои шли несколько дней, мы несли неслыханные потери, а успеха не имели. Дивизия таяла, как весенний снег. На возвышенности, под горой, лежали трупы наших товарищей. Впоследствии мы увидели еще тысячи трупов, накрытых шинелями. Они лежали там с осени 1941 года. И только весной 1943 года под крики журавлей они были захоронены на ближайших погостах.

Перелома в боях мы не добились и вынуждены были перейти к обороне (В.И. Башинский, помощник начальника штаба 270-го стрелкового полка 58-й стрелковой дивизии)[246].

* * *

«7 апреля 1942 года 170-й стрелковый полк в составе 58-й стрелковой дивизии железнодорожными эшелонами прибыл на станцию Дабужа Мосальского района Смоленской (ныне Калужской) области. Затем пешими колоннами отправились в район боевых действий.

Во время передвижения мы видели вместо деревень торчавшие из-под снега печные трубы. На подходе к боевым позициям в лесу противник открыл по еще не развернувшимся колоннам полка мощный артиллерийский минометный огонь. Это было ужасное первое боевое крещение. По всему лесу раздавались стоны и крики о помощи.

Еще не заняв боевых позиций, 170-й стрелковый полк в первый день понес колоссальные потери убитыми и ранеными. В условиях весенней распутицы, болотистой местности и бездорожья обозы и кухни отстали. Наступил голод, который мы испытывали все время. Мы стали поедать дохлых и убитых лошадей. Было ужасно противно есть эту конину без соли. Пили болотную воду и воду из луж растаявшего снега, где нередко лежали трупы. У нас были пробирки с таблетками хлора, но пить воду с хлором было еще противней.

После кратковременной обороны в лесу мы заняли деревню Фомино-1, откуда стали вести атаки на противника, с целью овладеть сильно укрепленным пунктом Фомино-2 и высотой 269,8, и в дальнейшем перерезать Варшавское шоссе у деревни Зайцева Гора. В упорных боях с большими потерями нам удалось занять южный склон высоты 269,8. Немцы занимали выгодные позиции на большей части этой высоты. С гребня высоты вся наша оборона просматривалась на всю глубину болотистого луга. А за обратным склоном у противника были сильно укрепленные позиции. Особенно выгодными позициями у немцев были Зайцева Гора и высота 269,8. В полном распоряжении у них было Варшавское шоссе. Лесистый участок позволял беспрепятственно скрытно маневрировать, быстро перебрасывать живую силу и технику по шоссе. Мы же занимали подножие южного склона высоты 269,8. Позади простиралось болото Шатинский мох. Мы были всегда на виду у немцев. Каждый день, с утра до наступления темноты наши позиции непрерывно подвергались артиллерийским и минометным обстрелам, которые точно корректировались висящим над нами самолетом-корректировщиком «рама». Почти каждый день происходили массированные авиационные налеты. После сильной бомбежки из самолетов на бреющем полете открывался пулеметный обстрел наших окопов. На кладбище Фомино-2 расположились немецкие снайперы, которые не давали высунуть голову из окопов. Нам приходилось иногда справлять большую нужду на саперную лопатку и выбрасывать ее за бруствер окопа.

Ночью мы не спали, занимались укреплением обороны. В это же время была возможность вынести тяжело раненных и принести к нам на передовую жидкую водичку горохового концентрата и 1–2 сухаря на человека. Численный состав батальона на передовой из нескольких сотен за 2–3 недели сократился до нескольких десятков человек. Радиосвязь на передовой отсутствовала из-за того, что немцы ее четко пеленговали, тем самым обнаруживалось расположение наших командных и наблюдательных пунктов. Проводная телефонная связь, несмотря на постоянные обрывы из-за артиллерийских и минометных обстрелов, работала нормально. Мне пришлось установить телефонную связь с уцелевшим заброшенным домом на нейтралке, из которого три наших солдата корректировали артиллерийский огонь. Немцы их обнаружили, и они геройски погибли. Воевать пришлось при постоянном голоде. У многих появился кровавый понос. Я на ногах перенес гепатит, солдаты обратили внимание на то, что я пожелтел. У меня распухли ноги от голода.