Я мгновенно вспомнил слова Морриган о Кромсателе. На секунду я почти представил его себе — огромную, массивную и грозную фигуру. Но только на секунду. Потом все вытеснил образ женщины. Она лежала в темной воде, с изуродованным лицом и привязанными к телу руками.

— Нет! — выдохнул я, прекрасно понимая, насколько бесполезно это слово, но не в силах сдержаться. — Я не оставлю ее здесь! Она же маленькая, она просто ребенок!

— Это бессмысленный спор, — ответила Госпожа. — Я не отдам ее добровольно, а ты не сможешь одолеть моего Кромсателя. Никто не сможет, честно говоря.

Я попытался представить, что бы на моем месте сделал настоящий герой. Что сделала бы Тэйт. Но Натали была сестрой Тэйт, а я был под землей, один на один с женщиной, способной опустошить целое озеро и вылить его в гостиную своей сестры, желая отомстить. С женщиной, которая насылала на город бесконечный дождь и пожар, только для того, чтобы напомнить о себе. Что я по сравнению с ней? Ничто!

Когда открылась дверь, Натали съежилась и спряталась за юбку Госпожи, вцепившись в свою клетку.

В дверях стоял Кромсатель. Он был очень худой, ростом гораздо выше Госпожи. Он мог бы быть ее братом. Те же темные волосы, те же слезящиеся больные глаза.

Все в нем было мне знакомо — черное пальто, тонкие бесцветные губы, выпирающие лицевые кости, но очень смутно и неверно, как во сне.

Кромсатель дотронулся пальцами до лба, хотя был без шляпы.

Я посмотрел на него — и вдруг вспомнил себя совсем маленьким, умещавшимся на сгибе его локтя. Он забрался в спальню, вытащил малыша из колыбельки, закрыл окно. Оставил меня в комнате. Выходит, Кромсатель был моим единственным воспоминанием о жизни до Джентри.

Госпожа встала со своего кресла и отошла на приличное расстояние.

Кромсатель молча проводил ее взглядом. Глаза у него были прищуренные и внимательные.

Не глядя в его сторону, Госпожа заговорила снова.

— Будьте любезны, покажите нашему гостю выход!

Кромсатель улыбнулся странной бесстрастной улыбкой, поклонился мне, и в этот момент я почувствовал запах, исходивший от его кожи. От него пахло ядом, железом.

Я мгновенно почувствовал сердцебиение, и не только в груди, а одновременно в руках, в пальцах и горле.

Госпожа закрыла лицо платочком.

Мой следующий вопрос был вызван не столько любопытством, сколько полной растерянностью.

— Кто он такой?

Она посмотрела на меня поверх кружевного уголка носового платочка, ответ прозвучал неразборчиво.

— Садист и мазохист. Сам терпит немыслимые страдания, поскольку ему доставляет удовольствие наблюдать за мучениями других.

Однако Кромсатель не выглядел ни страдающим, ни несчастным. Веки у него воспалены, белки глаз налились кровью, но двигался он быстро и уверенно.

— Идем! — хриплым шепотом приказал он, схватив меня за руку.

Когда Кромсатель вытащил меня в коридор, я обернулся. И увидел, как сестра Тэйт заняла свою подушечку, прижимая к груди клетку.

И вдруг меня обдало запахом крови, я пошатнулся.

Кромсатель поддержал меня, больно впившись в руку. На его лице было написано вежливое достоинство, как у кинематографических джентльменов, разъезжающих в экипажах, но грубый и низкий голос настолько не вязался с этим образом, что казался принадлежащим кому-то другому.

— Полегче! — сказал он. — Все в порядке!

Он повел меня по коридору, поддерживая за предплечье.

— Скажи-ка, братец, как там нынче погодка в парке? Кажется, дождик накрапывает?

Когда я промолчал, он встряхнул меня, крепче стиснул пальцы и поволок по коридору так быстро, что полы его пальто взметнулись и захлопали.

— Только не вздумай падать в обморок, не то я живо приведу тебя в чувство парой пощечин! Мне наплевать, что происходит на земле, но видит Бог, я люблю этот славный городок! Наша Госпожа тоскует по старым временам, а я тебе скажу, что воины и крестьяне никогда не оказывали нам такого гостеприимства, как сейчас.

Все мои силы уходили на то, чтобы переставлять ноги, держать спину прямо и глядеть в пол.

— Хочу рассказать тебе одну историю, — продолжал Кромсатель. — Историю о нас и о людях, живущих наверху. Случилось это в тяжелую и трудную пору, когда они ждали от нас спасения. Поверь мне на слово, братец, в тот год мы получили столько крови, сколько никогда прежде! Мы резали их ягняток на все древние праздники — на Имболк, на Белтейн и на Ламмас[19]— короче, на каждый святой день. — Он улыбнулся, показав мелкие ровные зубы, но я заметил, что десны у него кровоточат и гноятся. — Праздничков-то много, братец!

— Это было во время Депрессии, — сказал я. Мой голос прозвучал сипло и прерывисто.

— Чего?

— Вы обескровливали город в период Великой депрессии. Вы забирали у жителей детей, а они обвинили в этом Келлана Кори. Они повесили его на Хит-роуд за похищение детей.

Кромсатель остановился и повернулся ко мне. Потом ухмыльнулся — широкой и зловещей ухмылкой, исказившей его лицо.

— Так ведь Кори это и обстряпывал, братец. Можешь не сомневаться, это он похищал милых деток!

Когда он заговорил, исходивший от него запах сделался густым и нечистым, похожим на ржавчину или засохшую кровь.

Я выдернул руку и привалился к расписным обоям.

— О чем ты говоришь? Кори не похищал детей! Он просто хотел жить обычной жизнью!

Кромсатель расхохотался мне в лицо.

— Конечно! Разумеется, он хотел жить уютной и безмятежной жизнью, заниматься своим магазинчиком и любоваться звездами со своей девушкой. А мы хотели кое-чего другого. И получали то, что хотели. Все просто!

Впервые за все время я посмотрел на него — по-настоящему посмотрел. Лицо у Кромсателя было правильное, с прямым носом и острым подбородком, но натянутая кожа вокруг век подчеркивала провалы глазниц, придавая ему сходство с черепом.

Если не считать полуразложившихся синюшных девиц, то обитатели шлакового отвала выглядели вполне здоровыми. Да, они были странными и несколько уродливыми, но при этом у них были ясные глаза, и отсутствовала тень страданий на лицах. А Кромсатель, похоже, гнил заживо.

Я делал частые мелкие вдохи. Поле зрения резко сужалось, все уплывало куда-то вдаль, и я ничего не мог с этим поделать.

Кромсатель схватил меня за руку и как следует встряхнул.

— Держись за меня, братец! Мы почти пришли.

— Как вы добились от него… чего хотели?

— От Кори? Да проще простого! Он нашел себе милую набожную девицу, которая по воскресеньям играла в церкви на пианино и не имела ничего против некоторой странности нашего приятеля. Не буду врать, вначале он не горел желанием браться за такую работу, но, в конце концов, согласился, — с неожиданной пылкостью заверил меня Кромсатель. — Когда я закончил, его податливая подружка потеряла половину того, что имела, а дружище Кори был готов на все на свете, лишь бы она сохранила оставшиеся пальчики.