Я наклонился и нежно поцеловал ее в губы, затем оторвался от них, закурил две сигареты и вставил одну из них между этими пухлыми, ярко–алыми и вечно манящими губами.

— Ты прелесть, Сид, — тихо сказала она, выпуская дым и поднося к губам бокал.

Джулия была младшей дочерью Гарри Моулза, известного миллионера, хозяина слишком многих предприятий и обладателя множества акций, чтобы их всех можно было запомнить. Но, честно говоря, мне на все это было наплевать.

Она была прелесть. Это была первая женщина за последнее время, с которой мне не хотелось расставаться.

Я внимательно взглянул на нее. Она напоминала мне в этот момент сытую кошку: под простыней четко вырисовывалась ее гибкая, но не тощая фигура, а пышные и упругие груди простыня не прикрывала. Ее черные густые волосы, рассыпавшись по подушке, обрамляли овальное лицо, на смуглом фоне которого ярко выделялись алые губы и черные, как агат, глаза.

Сейчас они были полузакрыты, что и дополняло весь ее облик, создавая впечатление сытой кошки. Медленно глотая коктейль между затяжками сигареты, она блаженствовала.

Я устроился со своим стаканом и сигаретой в глубоком кресле, обтянутом темно–бордовым бархатом. Несмотря на бурно проведенные часы, она все равно была желанна.

— Джу, — тихо сказал я, еще боясь сам высказать эту мысль вслух, — выходи за меня замуж…

Я услышал какой–то неприятный звук, а потом покашливание, и подняв глаза, понял, что это она поперхнулась коктейлем.

— Ты с ума сошел, Сид, — сказала она все тем же мягким голосом, отдышавшись.

— Почему?

— Я, дочь Гарри Моулза, и шериф — это же будет смешно.

Я почувствовал, как какая–то тугая волна ударила меня в грудь, но выработанная годами выдержка взяла верх.

— Почему? — спросил я, не меняя тона, но прилагая усилия, чтобы мой голос в этот момент не дрожал.

— Неужели ты думаешь содержать меня на свое жалованье? А ведь так и будет, если отец не даст нам денег. Или ты рассчитываешь на мое приданое? О нет, Сид, отец на такой брак никогда не согласится.

— А ты сама? — все так же тихо и спокойно спрашивал я, хотя чувствовал, что внутри у меня все кипело, и я готов был разорвать эту сытую кошку.

— А что я? — Она лениво потянулась. — Не усложняй жизнь. Лучше иди ко мне…

— Значит, чтобы встречаться с тобой и проводить время в постели, я тебе подхожу, да?

— О, конечно, — спокойно ответила она. — Взгляни на себя, — и она указала рукой на огромное зеркало, занимавшее большую часть стены.

Я встал и взглянул на себя в зеркало, а сзади все тем же мягким спокойным голосом комментировала Джулия:

— Красивый мужчина, ростом шесть футов и два дюйма, с которым можно приятно провести время. Отличное телосложение, волевое лицо, приятен в обращении…

Да, на меня из зеркала смотрел мужчина тридцати трех лет, с волевым лицом, квадратным подбородком, с коротко остриженными темно–русыми волосами.

При легком движении под кожей переливались мышцы, а на коже имелось несколько шрамов, как память о некоторых моих служебных встречах.

Но она говорила так, как на аукционе скотопромышленник оценивает быка–производителя.

И эти ее слова смогли бы вывести из равновесия любого, но только не меня.

За свои одиннадцать лет службы я повидал слишком много, чтобы чему–то удивляться, но такой неприкрытый цинизм двадцатилетней девушки все же покоробил меня.

— Так что же тогда тебя не устраивает, если ты так меня расхваливаешь? спросил я, как можно спокойнее и безразличнее. — Может я тебе чем–то не угодил в вопросах любви?

— О нет! В этом вопросе ты тоже прелесть, но… — Она сделала небольшую паузу. — Оклад шерифа — это не для меня… Впрочем, поговори с моим отцом.

Он, кажется, относится к тебе неплохо… Если он назовет тебя своим зятем, то с моей стороны ты не встретишь препятствий. Ну, иди же ко мне… иди…

Я постоял несколько мгновений, не зная на что решиться.

Моя сигарета тихо догорала в пепельнице, а бокал стоял на небольшом столике у кресла.

Да, я хорошо знал мистера Гарри Моулза. Даже пару раз оказывал ему услуги по службе, разумеется в рамках закона. Я часто бывал у него дома, составляя ему компанию для игры в покер. Конечно, я не очень подходил для собиравшейся там компании, но мое искусство игрока, мое терпение и необычайная способность блефовать вызывали у всех игравших настоящий восторг.

Проигранные ими несколько сот долларов не имели никакого значения, а мне как–то не мешали. К тому же я получал истинное удовольствие от самого процесса игры, зависящей не только от карт, но и от выдержки и ума играющего.

Да, я неплохо знал Гарри Моулза…

— А что, если я действительно поговорю с твоим отцом, Джу? — спросил я, направляясь к постели.

Несмотря на ее высказывания, вызвавшие бурю в моей душе, мне не хотелось ее терять.

— Поговори, милый, — тихо сказала она, протягивая ко мне руки. — Конечно, если он согласится, я не буду против, но… менять состояние отца на твой заработок — такой подвиг не для меня, — закончила она, находя своими жаркими губами мои губы…

— Джу, все же ты первая поговори с ним, подготовь его, чтобы он знал, о чем я буду с ним говорить, — тихо проговорил я, когда, мы вновь закурили.

— О, Сид, ты все о том же, — лениво произнесла она, сладко потягиваясь. Дай мне с наслаждением покурить… — Она выпустила дым, и только тут, кажется, до нее дошел смысл моих слов. — Хорошо, милый, я поговорю…

— О'кей, — сказал я. — Даю тебе на это два–три дня, идет?

— О, сразу чувствуется, что имеешь дело с шерифом, — засмеялась она.

— Да, да еще с таким, который хочет на всю жизнь заключить тебя, — я сделал паузу и закончил со смехом, — в свои объятия…

— Пожалуй, я буду одной из самых удачливых среди заключенных, — ответила она в тон мне.

Оказавшись на следующее утро у себя в кабинете, я первым делом открыл свой сейф и достал объемистую папку.

В ней у меня были собраны материалы на всех известных людей, как миллионеров, так и бандитов, за шесть лет моего пребывания на посту шерифа.

Я смог бы ответить почти на любой вопрос: