заметив немного поношенные гимнастерки. Форма оказалась по размеру, ничего подшивать не надо. Шевроны и петлицы только перешить. И придется это делать самим, так как денщики остались в расположении корпуса. Ну так не забыли, поди, молодость свою боевую…

- У Константиновны утюг спросить.

- Сам схожу, — сказал, поднимаясь, Дмитрий Иванович. — Марья Константиновна мне не откажет.

Конечно не откажет. Боевой генерал, герой танкового сражения и будущий Герой Советского Союза, очаровал домуправшу до обожания.

Оставшись один, Попель немного посмотрел в окно, затем включил громкоговоритель. Сразу зазвучала песня «Я на подвиг тебя провожала», пела Ляля Сатеева. Песня уже заканчивалась, но Николай Кириллович невольно стал подпевать.

- Если ранили друга, сумеет подруга, врагам отомстить за него! Если ранили друга, перевяжет подруга, горячие раны его.

- Ага, поёшь! — воскликнул Рябышев, входя, и занося дух тлеющего угля.

В левой была чугунная подставка, в правой руке он держал большой духовой утюг, которым, словно кадилом, мерно размахивал. Вслед за утюгом струился дымок.

- Вот, — сказал Дмитрий Иванович, ставя чугунку на стол, а на нее утюг, — дали мне чудо-аппарат, и углей насыпали. Погладимся, а через четверть часа нам еще и чаю принесут, с пирогами.

- От Советского информбюро! — громко сказало радио. — В течение ночи на четвертое июля продолжались бои на Двинском, Бобруйском, Ровенском и Тернопольском направлениях. На остальных участках фронта происходили бои местного значения…

Сводку они слушали в пол-уха. Ничего нового, ибо статистика по фронтам без цензуры была известна. Пока находились в главном штабе, их ознакомили и попросили составить собственное мнение, при чем в письменном виде. Написанные эпистолии почему-то забрал сотрудник в гражданском, очень похожий на Калинина. На недоуменные взгляды пояснили — для изучения статистики по событиям, в чем Попель засомневался. Когда такое было? И зачем? Все равно в сводке о многом умолчат. И это правильно, но порой необходимо сказать правду, хотя бы небольшую её часть.

Для глаженья освободили стол от письменных принадлежностей и светильника, укрыли одеялом и еще простынку сверху положили. Чугунную подставку с утюгом поставили на табурет рядом. Первым утюжить френч принялся Рябышев, его форма оказалась самая мятая. Попель же, наладив иголку с ниткой, стал пришивать нашивки и шевроны на рукава.

— Преодолевая огромные трудности, бьются с врагом советские танкисты, — произнесли по радио и Попель с Рябышевым навострили уши. — Рота лейтенанта Талаина разведала расположение огневых точек противника и места сосредоточения его танков в районе селения Н. Орудия артдивизиона быстро подавили вражеские огневые точки и стремительным броском наши танки обрушились на врага. В результате сражения было уничтожено 16 немецких танков и орудий. Образец исключительной отваги и прекрасного умения водить танк показал младший лейтенант Юхнич. Окружённый пятью фашистскими танками, он метким орудийным огнём расстрелял четыре вражеские машины, а затем, пустив свой танк па предельную скорость, сокрушительным лобовым ударом опрокинул последнюю вражескую машину.

Этого в прочитанных сводках не было. Информацию по описанному бою скорей всего взяли из направления на награждение, а их не читали.

— Напомни — сколько твой взводный Корешков подбил? — спросил Николай Кириллович, рассматривая на рукаве френча пришитую эмблему — ровно ли?

— Девять на своей тридцатьчетверке, и двадцать один на трофее, — ответил Рябышев, расправляя рукав френча, чтобы пройтись утюгом.

Он накрыл рукав платком, набрав в рот воды из стакана, ловко распылил, и поставил туда утюг. Чугунный монстр при этом громко шипел и парил. Перед тем как вернуть его на чугунку, Рябышев махал духовым утюгом, раскаляя угли внутри.

— Представление-то написал?

— А как же! Но подбитые на трофейном танке почему-то не засчитали.

— Как это? Ай, бл… — комиссар, пришивая шеврон попал иглой в палец.

— А так! Девять и баста. Надо мол советским оружием врага бить! Я об этом перед самым отъездом узнал.

— Это нельзя так оставлять! — возмутился комиссар, потирая ранку.

— Я не оставлю! — Рябышев потряс громадой утюга, и тот выпустил немного дымка. — Мамлей чуть в танке не сгорел. На трофейной тройке продолжил воевать, а его…

Вот о чем в сводках надо наперво сообщать! Геройский экипаж уничтожил три танка и шесть бронетранспортеров, а когда тридцатьчетверку подбили, вытащил из горящего танка всех ребят из экипажа, только радиста-стрелка не смог — погиб. А потом, когда в результате неожиданного для противника удара захватили дюжину немецких танков, быстро освоил трофей, и продолжил бить врага. Двадцать одна единица вражеской техники! Да на трофейном танке… а Корешкову только девять засчитали. Мол, выходит, что вражьим оружием лучше противника бить, чем своим советским?..

Это так оставлять нельзя! — подумал Николай Кириллович, любуясь идеально пришитыми шевронами. Пусть Рябышев через главный штаб справедливости добьется, а комиссар этот вопрос сМехлисом решит. Надо будет, и к товарищу Сталину обратится.

Много чего никогда не отразится в сводках. Да — немцев потрепали изрядно. Противник потерял почти всю бронетехнику. По слухам во встречном бою погиб Герман Гот, но сведения не подтверждены. Тылы фон Бока растрепали знатно. Около двух тысяч пленных, захвачена уцелевшая бронетехника, много горючего и боеприпасов. Это все было в победном сообщении. То, что ГСМ и артсклады отбили свои же, потерянные во время немецких прорывов, умолчали. Умолчали, что Гудериан умудрился вырваться, неожиданно ударив в стык мехкорпусов, а парировать его удар не смогли. В самый разгар битвы немцы практически задействовали всю свою авиацию. Рубилово в небе было под стать танковому. Потери в истребительных полках страшные. Да что говорить — танковые корпуса потеряли до восьмидесяти процентов техники, а та что своим ходом дошла всю прямиком в рембаты отправили. А потери в личном составе…

То, что при такой победе пришлось отойти, тоже не сообщалось. Просто сказали — наши войска закрепились на подготовленных оборонительных рубежах. А причина была в том, что достаточных резервов у юго-западного и западного фронтов в финальной стадии сражения не имелось. Быстро перекинуть резервы не смогли. А немцы оперативно перекинули резервы от группы армий «Север», задержав наступление Фон Лееба на Ленинград. Однако сил у вермахта для наступления оказалось недостаточно. И на фронтах наступило затишье. Командование РККА, воспользовавшись паузой, вывела обескровленные танковые корпуса в тыл на переформирование…

— Эх-ма! — чугунный монстр угнездился на подставке, а Дмитрий Иванович расправил френч. — Так, тут еще складка, — и утюг вновь качается перед тем как опустится на френч.

С нашивками Николай Кириллович возился недолго — делов-то, вот петлицами немного попотел — тут стежки с обоих сторон скрытые нужны, и петлица плотная, так что берем наперсток и вперед.

Пш-ш-ш! — издал утюг и ухнул на подставку.

— Все, Кириллыч, — сказал Рябышев, — гладь скорее, а то угли дотлели уже.

Разложив свой френч так, чтобы было сподручнее справится со складками на правой поле, Попель накрыл платком, и схватил утюг, отворив на нем задвижку.

— Ого! — воскликнул он, начиная размахивать чугунной утварью. — Как подкалиберный весом.

— Не, — возразил генерал, — меньше, там шесть и три, тут чуть больше трех кило.

— Один хрен, тяжеловат. У нас, помню, был такой один на все село. Так легче был. Этим же, пока все перегладишь, можно руки неплохо подкачать.

— Эт-то точно! — согласился генерал, начиная пришивать петлицы.

Наконец утюг разогрелся, комиссар мазанул проверочно по поверхности смоченным пальцем — шипнуло, после чего закрыл задвижку — не ровен час уголек вывалится, набрал в рот воды, распылил её на платок и опустил утюг на френч…

Перед тем как развесить награды, оба френча легли на диван, а Рябышев с Попелем принялись раскладывать ордена, чтобы ровнее прикрепить и оставить место для наград статутом выше.

— Чуть пониже, как думаешь? — Дмитрий Иванович смотрел чуть прищурившись. Затем немного передвинул награды. — Во, так хорошо.

— Мне проще, у меня места больше.

— Не прибедняйся, Кириллыч. Наградами тебя не обойдут. Война не завтра кончится.

— Это точно… — вздохнул Попель, вспомнив «наследство», оставленное недавним гостем. Четыре года войны!..

Рябышев прикрепил награды, расправил френч, оглядывая критически, и накинул его на себя.

— Кириллыч, что за буча в «губке»[14] была?

— Уже знаешь? Секретность,