V. Честно признаюсь тебе, милый Луций: и в этом, и в следующих сражениях Вар со своими легатами и трибунами, пожалуй, представлял не меньшую опасность для римского войска, чем наш германский противник.

Два легата его – сын и зять, Секст Вар и Публий Кальвизий – проявили себя как совершенно бездарные командиры, беспомощные и трусливые офицеры. Мало того, что они слепо выполняли глупейшие приказания главнокомандующего; к Варовой глупости они добавляли собственную тупость, собственные высокомерие и самоуверенность, не прислушивались к советам центурионов и часто заставляли их делать то, что ни в коем случае делать не следовало.

(2) Трибуны лишь усиливали неразбериху и ухудшали общую картину руководства.

У божественного Юлия Цезаря, как тебе известно, на каждый легион было по шесть военных трибунов. У Вара же их подвизалось целых двенадцать. Пять трибунов распределялись по легиону, так что каждый трибун отвечал за действие двух когорт. Шестой трибун командовал обозом, седьмой – вспомогательными пехотинцами, восьмой – легионной конницей. Девятый и десятый передавали приказы от легата трибунам в когортах и среди вспомогательных. Одиннадцатый же и двенадцатый трибуны приносили распоряжения от Вара легату легиона и в обратном порядке докладывали главнокомандующему о боевой обстановке на местах и о просьбах легионного командира.

Вроде бы, логичная административная система. Но легион – не претория провинциального наместника. Сражение – не плавное и предсказуемое отправление административной службы. В боевых условиях иногда один бездарный начальник может поставить под угрозу или попросту погубить блестяще задуманный военный план.

У Вара же этих бездарей было, по меньшей мере, три десятка.

И часто выходило, что, скажем, войсковой трибун дал когортам одну команду; затем прискакал трибун от легата и, отменив данный приказ, велел делать прямо противоположное; а позже трибун от Вара поставил перед легионом задачу, которую с самого начала еще можно было бы выполнить, но после двух разноречивых приказов и после новой отмены начатых действий уже никак не представлялось возможным.

(3) Из трех легатов, как я вспоминал, один лишь Тогоний Галл, командир Девятнадцатого легиона, кое-что соображал в стратегии и тактике. И он единственный, следуя заветам божественного Юлия, советовался со своими центурионами, предоставлял им свободу действия и ограничивал самоуправство войсковых трибунов.

Но он не мог, разумеется, совершенно не подчиняться приказам главнокомандующего, Публия Квинтилия Вара.

VI. Вот, сам посуди. Как только на колонну случилось нападение с севера, и Тогонию стало об этом известно, он дал совершенно правильную команду: нескольким когортам велел срочно приступить к сооружению лагеря, а оставшихся легионеров стал выстраивать в три линии, готовясь к фланговой атаке и заодно прикрывая строителей.

(2) Но тут от Вара прискакал посыльный трибун и велел срочно двигаться на север, чтобы, выйдя на позиции к западу от Семнадцатого Великолепного, сформировать левый фланг на общем фронте трех легионов.

Тогонию, стало быть, пришлось бросить сооружение лагеря, снова перестроить солдат в походные колонны и двигаться на север уже не по дороге, а слева от магистрали, по холмам, лесам и кустарникам.

(3) Мало того, что было потеряно драгоценное время. Едва колонны Девятнадцатого двинулись вперед, на них почти сразу же напали конные и пешие полчища германцев, с севера и с запада, давно уже изготовившиеся к бою на выгодных позициях, на господствующих над местностью холмах, с которых они ринулись вниз, словно заранее знали, что Галл Тогоний бросит укрепляться и двинется им навстречу.

Думали, что это казуарии, а на самом деле это были марсы.

Галл оказался в плачевной ситуации. Приданные ему легковооруженные тубанты побросали оружие и обратились в бегство. Как потом признались некоторые из них, пойманные у себя в деревнях на Рейне и доставленные к римскому военному начальству, тубанты, оказывается, всегда боялись рослых и храбрых германцев, не вынося даже выражения их лиц и острого взора.

Конница Арминия, которая должна была прикрывать Девятнадцатый легион, так и не появилась.

Колонны легионеров не успевали ни развернуться в боевые линии, ни образовать защитное каре. Германцы скоро расчленили их на несколько беспорядочных групп, окружили с четырех сторон.

Началось избиение.

VII. В лучшем положении находился Восемнадцатый легион. Несмотря на то, что командовавший им Публий Кальвизий растерялся и долгое время не отдавал никаких команд, что вспомогательные узипеты, завидев первые отряды противника, пустились наутек, – несмотря на это – или благодаря этому – с особой отвагой ринулись в бой конные канненефаты, а Лелий и Курций, примипилы Первой и Второй когорт, двинули свои подразделения вперед и на север, увлекая за собой весь Восемнадцатый легион.

И хотя со стороны легионные порядки выглядели несколько беспорядочно, легиону удалось сначала отбросить нападавших с востока германцев, затем выйти на одну линию с Семнадцатым легионом, образовав правый фланг в общем сражении, разгромить северные отряды противника, а после, во взаимодействии с Друзовым Великолепным, прийти на помощь Девятнадцатому легиону и, обратив в бегство «казуариев»-марсов, остановить избиение легионеров.

(2) Наш обоз – обоз Восемнадцатого легиона – в бою не участвовал. Хотя отец мой с самого начала рвался в бой, Минуций Магий, обозный трибун, строго запретил его турме и конным убиям двигаться с места. Так что о ходе сражения мне стало известно лишь по рассказам.

VIII. По окончании битвы все были так утомлены, что Вар не стал созывать военного совета.

Он был созван на следующее утро, в восемнадцатый день до октябрьских календ, и продолжался чуть ли не до вечера.

Как и всегда у Вара, на нем не присутствовали ни трибуны, ни центурионы первого ранга. Зато в палатку полководца были приглашены все владетельные германские князья.

(2) Как рассказывают, прежде всего попытались разобраться, почему столь неожиданно произошло нападение. Арминий, который у Вара не только руководил арьергардной конницей, но также отвечал за разведку, объявил, что его разведчики, повинные в том, что не доложили о засаде, уже сурово наказаны.

«Как?» – обиженно спросил Публий Квинтилий Вар.

«По римскому древнему обычаю, – отвечал Арминий, – я каждого десятого из разведчиков приказал распять на деревьях».

«Римляне не распинают своих солдат, – уныло возразил Вар. – Мы распинаем только мятежных рабов и преступных варваров».

«Ну вот! – просиял Арминий. – Те, кто не предупредил доблестные римские войска о готовящемся нападении, – хуже рабов и самые преступные из варваров!»

(3) Затем стали выяснять, кто все-таки напал и с кем так кровопролитно сражались. Арминий уверенно заявил: с запада нападали казуарии, а с севера и востока – ангриварии.