— Какие учения, сейчас же осень!

— Осенние, разумеется. А потом, если понадобится, и зимние, ваше величество. Впрочем, это всего лишь рекомендация, а следовать ей или нет — решать только вам.

— Я подумаю, — кивнул Суиттар Двенадцатый. — В глазах его опять колыхалась вязкая безжизненная пелена «игурасит исисикис». — Я подумаю. Что вы там говорили насчет выбора у этих ящериц? — Он указал на хищников, которые снова улеглись у кромки воды и походили на громадные замшелые колоды.

Господин Фейсал благоразумно промолчал.

* * *

Череп на полу светился неровно: то вдруг вспыхивал махоньким, невыносимо ярким солнцем, то начинал мигать. Не иначе, повредился, когда Фриний отшвырнул взрывающийся комок энергии; теперь уж ничего не поделаешь, это раньше чародей мот бы починить череп, но не сейчас, не сейчас.

Он лежал на спине, стараясь не тревожить больную руку, и глядел в потолок. Прямо над Фринием барельефный чародей взмахивал посохом, повергая в прах стены цитадели мятежного барона; здесь же скалились зломордые твари, явно вызванные чародеем и помогавшие ему низвергнуть бунтаря.

Фантастический сюжет, нелепая выдумка! Чародеи — это ведь не церковники, даже не ученые; они никогда не вмешиваются в дела светских властей. Во-первых, Церковь бы не допустила (вот уж кто по самый пояс влез в этот привлекательный Кувшин под названием Власть Мирская!), а во-вторых, «нет ничего, более способствующего соскальзыванию чародея либо ступениата, нежели участие его в делах светских владык» — это из трактата «О неявных связях в мире», с которого начинает обучение любой, пожелавший встать на стезю чародейства.

Словом, изображенное на потолке, — выдумка чистой воды. Найти бы того, кто изваял этакую чушь, и пооторвать руки-ноги в назидание другим. Хотя…

Память вяло трепыхнулась: «а как насчет Баронских Костров, любезный?» Но он так и не понял, о чем это она.

Да и вообще…

«Тебе-то что за дело? — спросил себя Фриний. — Ты-то из-за чего переживаешь? Ты ведь теперь никакой не чародей, а так, пустышка, меньше даже, чем обычный человек. Потому что в каждом из „обычных“ есть в зачаточном состоянии способность к чародейству; пусть лишь к самым простым, несложным действиям, но есть. У каждого! Только не у тебя. Ты надломлен, ты потерял эту способность. Наверное, уже навсегда».

По крайней мере, признался он самому себе, случаи, чтобы пустышка вновь стал чародеем, неизвестны. Другое дело ихх-глистри, соскользнувшие, — но нет, конечно же, Фриний к ним не относится! Нет, исключено! Ведь если пустышкой становились в результате перенапряжения, то в соскользнувших превращались, постепенно теряя главное для чародея: незамутненный взгляд на мир. При этом сам соскользнувший ни о чем таком не подозревал, считая себя вполне нормальным, — и уж тем более не лишался всех своих чародейских способностей мгновенно, как это случилось с Фринием.

Он вспомнил, как видел одного такого соскользнувшего: на подземном этаже сна-тонрской башни, рядом с камерами, где содержали ублюдков, порожденных людьми от зандробов. Этих мальчиков с чешуйчатыми безносыми лицами, девочек с куцыми куриными крыльями, младенцев с поросячьими хвостиками, с копытцами на каждом пальце собирали со всего королевства; их пытались изучать, чтобы понять природу зандробов и оградить людей от демонов, особенно тех, кто жил в запеленутых районах. Чаще всего такие дети были не разумнее зверей, но иногда попадались ребятишки другого сорта: они оказывались ничем не глупее (как правило — умнее) обычных детей. С ними было сложнее всего, потому что они осознавали и свою уродливость, и отчужденность, на которую обречены с рождения.

А вот сидевший в соседней камере ихх-глистри ничем таким не мучился. Высокий широкоплечий мужчина с пышной черной бородой и массивными руками гневно вышагивал из угла в угол и что-то бормотал себе под нос. Нервно, неритмично мигала лампа, расположенная так, чтобы он не мог дотянуться: под самым потолком, в специальной клетке. Бородач, впрочем, и не пытался.

— Он даже не осознает того, что разговаривает сам с собой, — пояснил Фринию сопровождавший его даскайль Конгласп. Из всех сна-тонрских учителей Конгласп обладал наибольшей властью, высший среди равных, и поэтому мог единолично решать, кого следует допускать на здешние подземные уровни. Однако, подобно прочим даскайлям, он был прежде всего наставником ступениатов, одним из которых с завтрашнего дня собирался стать Фриний.

Сегодня, пока правила общения ступениата с даскайлем еще не вступили в силу, Конгласп повел гостя сюда, выполняя личную просьбу Тойры Мудрого.

— С чего началось? — тихо, чтобы не привлечь внимание соскользнувшего, спросил Фриний.

Конгласп развел руками:

— Никто не может с уверенностью сказать; поэтому их и называют «соскользнувшие», а не, скажем, «сорвавшиеся». Хотя у многих переломный момент так или иначе связан с периодом очередного ступениатства. Взваливали на себя чрезмерную ношу, не рассчитав своих душевных сил. Этот, например, был претендентом на пятую ступень мастерства. — (Фриний поневоле вздрогнул. Ведь он тоже… он и приехал-то в Сна-Тонр для этого!..) — Испытание прошел, — продолжал Конгласп, — и по возвращении ничего странного за ним замечено не было. Однако со временем кое-какие особенности в поведении: потеря самоконтроля, высокая раздражительность, преобладание эмоциональности в принятии решений… я перечисляю только основные характеристики, есть и другие, менее заметные, но не менее важные.

«Итак, Тойра счел, что словесных предупреждений недостаточно, и поэтому послал меня посмотреть, как выглядит ихх-глистри. Но с какой целью?! Он ведь знает, я всё равно не отступлю. Или чтобы снять с себя ответственность? Да нет, кто угодно, только не Тойра — ему бы такое и в голову не пришло!»

— А зачем, — спросил Фриний у даскайля, — нужна эта лампа? Вернее, почему она так рвано мигает?

— Считается, что таким образом мы хотя бы немного затормозим процесс соскальзывания. Кроме того… он ведь не утратил полностью своего мастерства. И если бы не этот рваный ритм и еще кое-какие ухищрения, вполне мог бы попытаться применить силу, чтобы освободиться.

Но, казалось, чернобородый ихх-глистри не думал об этом. Во время разговора он только и знал, что вышагивать по камере из угла в угол да неразборчиво произносить гневные речи, то повышая голос, то почти шепча.

— Группа даскайлей работает с ним. Мы не теряем надежды на то, что когда-нибудь научимся лечить соскользнувших. Однако, признаться, успехов пока не добились, абсолютно никаких — разве только, как я уже говорил, немного затормозили процесс. — В отличие от большинства облеченных властью, Конгласп не боялся признаться в собственном бессилии. — Увы, только в одном Сна-Тонре мы содержим около двух десятков ихх-глистри; а сколько их в остальных эрхастриях! Некоторые умирают в заточении, просто теряют интерес к жизни, остальные же… — Он вздохнул и указал на дверь камеры: — Сами видите. За последние несколько лет случаи соскальзывания участились, хотя какой-либо закономерности мы не наблюдаем. По крайней мере, такой, которая была бы бесспорной и непротиворечивой и объясняла бы все факты.