меча лучей в ее зажженных взорах

Они, возникшие, как вихрь, со всех сторон,

Бегут и исчезают в норах.

XIII

Родится гражданин; и строй иных солдат,

230 Как жатва пышная, на нивах возрастает:

С церериным серпом встает за рядом ряд,

И с помощью сынов, что смерть сразить хотят,

Отчизна вольная свергает

Ничтожных королей, изменников, лгунов,

Железных рыцарей, наемных хвастунов,

И злого ханжества слепое исступленье!

Народ французский! Властелин!

Тебе несу цветы любви и песнопенья!

Восставь свои права, вступи в свои владенья.

240 С тобой под уровень один

Святое равенство все сгладит пред собою.

Твой выбор гордо и светло

Родит великих. За тобою

Подъемлет род людской поникшее чело.

И перед нацией, законным господином,

Склонило голову властительное зло,

И доблесть вознеслась к вершинам!

XIV

Народ, что стар и нов! Расцветшие стволы

Деревьев вековых! Народ преображенный!

250 Ты — Феникс, что возник из пепла и золы!

Я вам несу привет, чьи факелы светлы

И путь нам кажут неуклонный.

Париж на вас глядит, надежд его сыны!

Вы — нации отцы, вы — зодчие страны,

Вы, кто сумеете составить для народа

Законов мудрых вечный свод;

В нем право первое и древняя свобода, —

Свобода милая, священный дар природы, —

В веках отныне расцветет.

260 Вы покорили все. И рабства нет отныне.

Препятствий пала злая рать.

Вы стали твердо на вершине.

Учитесь же теперь от долге помышлять.

Носители добра, от вас мы ждем немало:

Самих себя и всех сумейте обуздать,

Сходить учитесь с пьедестала.

XV

Будь гражданин всегда. И помни — каждый час

Во всеоружьи ты — муж мудрого совета.

Мужи! Свободный мой услышьте ныне глас!

270 Судья, народ, и вождь, и каждый здесь из нас

Пусть строго держится завета:

Не мните о себе. Таим в душе своей

Мы властолюбие. Опасен этот змей,[486]

Как гибельный анчар с блестящею корою.

Нам отравляют бытие

Владычество и власть приманкою пустою;

Избыток сил влечет желанья за собою:

Кто много может, хочет все.

Доверьем облечен, в сверкании величья

280 Забыть гуманность может он

И ласковый язык приличья.

В препонах дух велик и, ими возбужден,

Влечется к славе он, — в ней счастье и утеха, —

И гибнет, собственной победой побежден,

На рифах быстрого успеха.

XVI

Но независимость, народы озаря,

Да не доставит им ошибок тех в наследство.

Держите в берегах грозящие моря.

Народу вашему свободу подаря,

290 Вы буйное смиряйте детство

И к правде, к равенству, туда, где долг и строй,

Свободу юную ведите за собой.

Пусть никакой позор не омрачает мига.

Порвавши цепь обид былых,

Пусть молодой народ в волненьи бурном сдвига

Ярмо постыдное, убийственное иго

С себя не сложит на других.

Ваш первый долг — не дать ему освирепело

В порыве темном зверских сил

300 Пятнать свое и ваше дело.

Не опускайте впредь вы мудрости удил,

Дабы законность мог он защищать со славой

И сталью гибельной, огнем не отомстил

Свое поруганное право.

XVII

Народ, не будем мнить, что все разрешено.

Пусть жадные льстецы не помыкают вами,

Всевластные вожди! Глядите, — к вам давно

Вниманье палачей с надеждой склонено:

Убийств они вздувают пламя

310 И, нашу спесь дразня, позоря право, честь,

Возводит нашу страсть в закон их злая лесть.

Как часто слабый дух подвержен их мученьям!

Везде предательство ища,

И гневу нашему, и ложным подозреньям

Они обильный дар несут своим внушеньем:

Так, черным ядом трепеща,

Как виселица, ждет казнимых злое древо.

Безумный пир они ведут

Обиды, крови, казней, гнева, —

320 И каждый день — увы! — на эшафоте рвут

Тела уступленных звериной алчной пасти,

У нас их смерть купив. И кровью сей живут

На нас направленные страсти.

XVIII

Свобода бережет устойчивость весов

Рукою праведной, и радостен светильник

Прав человеческих: их шлет небес покров.

Народ, свободы дух не зол и не суров;

Его не ведает насильник.

О низкие льстецы! Пусть смерть сразит скорей

330 Вас, развратители народов и царей!

Любовь к властителю, к законности отрадной

Из уст их лживо точит мед.

Но ненависть и страх — вот бог их кровожадный.[487]

На доблесть светлую язык тупой и хладный

Бесчестие и злобу льет.

О, зверь раздавленный и снова возрожденный,

Всегда готовый быть царем,

Калигулами[488] окруженный!

Так, если слабый брат погибнет под ножом

340 Преступной волею своих сильнейших братий,

И если победит убийца, если дом

Родной застонет от проклятий, —

XIX

Тогда восторг. “Народ! Владычный суд сверши!” —

Так говорят льстецы: их ложь неистребима.

Не вы ль кричали встарь: “Восторг!” — когда в тиши

Певец-тиран,[489] пьяня кровавый мрак души,

Рукоплескал пожару Рима?

Не так же ль вы, льстецы противной стороны,

Мир убиваете? Различны, но равны

350 В одном безумии вы к безднам равноценным

Своих толкаете владык:

Один, Вандал тупой, в смирении надменном,

Царем желая быть и псом одновременно,

Ползет, подъемля гнева крик;

Другой на свой кинжал печать закона ставит,

Но, как жестокий господин,

Он брата слабого раздавит.

И пусть один — король, другой пусть — гражданин, —

Под масками видны порочные уроды.

360 И, друг на друга встав, не знает ни один

Отчизны, правды и свободы.

XX

Несут им фимиам и ночь, и свет зари;

Хваленья — фанатизм