– Ты собираешься дать его мне?

– Для 1037 ты жутко несообразительный. Когда фургон Рэнди приедет сюда, – она взглянула на свои наручные часы, – а это произойдет через две минуты, ты должен незаметно прикрепить эту штуку к его машине. А поскольку у нас, похоже, нет липкой ленты, как ты, Джон, собираешься прилепить наше устройство к автомобилю?

Джон закрыл глаза, чтобы сосредоточиться.

– Способ, способ, способ… подвал, скандал, канал – кстати, ты знаешь, что я родился в Панаме?

– Заткнись, ради бога.

– «Джуси фрут».

Дернув дверцу бардачка, Джон достал из него «Джуси фрут», бросил по нераспечатанной пачке жевательной резинки Райану и Ванессе, оставив себе несколько штук.

Фургон Рэнди развернулся прямо перед домом Дримы, напротив ее машины. Все трое проследили за тем, как Рэнди подходит к входным дверям, звонит и направляется к лифту.

Джон осторожно открыл пассажирскую дверцу и, пригнувшись, прошел за машиной. Потом перебежал через улицу и прикрепил ОМП к внутренней стороне заднего бампера шариком жевательной резинки. Учуяв Джона, собаки стали скрестись в окна и лаять как безумные. Как раз в этот момент входные двери открылись, и показались Рэнди и Дрима с багажом. Оба выглядели встревоженными. Джону некуда было спрятаться, кроме как под фургон, куда он быстро закатился и услышал, как дверцы над ним открылись и захлопнулись. Рэнди прикрикнул на собак. Наконец Джон услышал, как завелся мотор, и фургон отъехал, оставив его лежать лицом к небу, в котором он различил огоньки реактивных самолетов, заходящих на посадку.

В Эри в штате Пенсильвания, три недели спустя после того, как Сьюзен приехала к Рэнди Монтрелли, она плавно спускалась по лестнице. Подол ее халата волочился по ступеням.

– Господи, Рэнди, у меня соски как ручные гранаты. А ты-то что не спишь… – Сьюзен посмотрела на висевшие справа в углу часы, – четыре двадцать семь?

Наверху маленький Юджин, трех недель от роду, вопил, требуя молока.

– Грешникам нет покоя.

– Ананасовый сок у нас опять кончился?

– Да.

– Ладно. Хоть какие-нибудь крекеры остались?

– В буфете над тостером.

– Хорошо, – Сьюзен полезла в ящик за крекерами. – Какие байки ты сегодня сочиняешь?

– Ты сейчас подала мне хорошую мысль. Надо ее опробовать.

И Рэнди громко прочел только что отправленное в Интернет сообщение:

«Не подумайте, что я услышал это от своего друга, который гримирует актеров для сериала „Друзья“. Но некто сообщил мне, что Дженнифер Энистон отложила запись на три дня из-за того, что у нее износ переходной муфты».

– Знаешь, что мне это напоминает? – спросила Сьюзен, водя пальцем по краю банки с арахисовым маслом. – Прошлый месяц, когда ты пустил слух о том, что у Киану Ривза некротизирующий фасцит.

– Это был шедевр, верно?

– Просто у тебя уже мозги набекрень.

Сьюзен попробовала арахисовое масло и нашла его очень вкусным.

– Самый что ни на есть невинный слух, – сказал Рэнди. – Вроде того, что я пустил насчет Хелен Хант – будто у нее была операция по удалению рудиментарного бобрового хвоста.

– Еще один шедевр, – сказала Сьюзен, взяв в охапку коробку печенья и несколько яблок. Она поцеловала Рэнди в лоб, рассыпав крошки по клавиатуре, и побрела обратно наверх.

Рэнди занимался распусканием слухов. До девяностых годов он считал себя сплетником, но, пожалуй, еще с большим основанием – ничтожеством, кем-то вроде инопланетного незаконорожденного дитяти, брошенного на крыльце дома у дороги в Эри в штате Пенсильвания, где он вырос неуклюжим и социально неприспособленным. Рэнди был на тридцать процентов тяжелее, чем надо при его росте, и обладал суперчувствительностью, до такой степени несвойственной Эри, что он не был в состоянии ни сделаться клоуном в классе, ни «стать подружкой» симпатичных и жестоких девчонок. Единственные, с кем он пытался водить дружбу, были бесстыжие, циничные девицы, с которыми он обсуждал женский журнал «Mademoiselle» и которые, похоже, имели дело только с женатыми мужчинами, – эти девицы ринулись из Эри, как только получили аттестат.

Рэнди сам никогда в жизни не решился бы смотаться из Эри. Дьявол известный лучше, чем дьявол неизвестный. Дьявола, с которым он точно не хотел знакомиться, он впервые увидел подростком в 1982 году в телевизоре. Дьявол показался на экране всего секунд на пятнадцать, но этого хватило.

Этот дьявол оставался выжжен у него в мозгу и сейчас, пятнадцать лет спустя, он стоял у Рэнди перед глазами в виде копии больного гомосексуалиста, изможденного, усатого, худеющего, теряющего силы и охраняющего врата ада. Дьявол вертел костлявыми бедрами, словно танцуя под диско, и кожа его была изъедена красновато-лиловыми язвочками. Глаза его превратились в белое желе из-за вирусной инфекции.

Примерно в 1985 году в сознании Рэнди к образу этого больного человека добавились ковбойская шляпа и ковбойские краги. А где-то в 1988 году всякий раз, когда Рэнди думал о больном человеке, тот начинал подмигивать ему своими мертвыми бельмами. Если ковбой означал зрелость, то Рэнди не хотел иметь с ним ничего общего. Если этот образ был воплощением сексуальности, то Рэнди готов был пойти в монахи. Так он и не уехал из Эри, где делать было нечего, но зато явно не было людей со СПИДом.

Но затем с годами дьявол стал являться ему везде, куда бы он ни пошел. Однажды ночью во время одной поездки в 1988 году Рэнди поцеловал водителя грузовика на остановке на окраине Алтуны. После этого он эмоционально замкнулся и следующие пять лет провел в ожидании неминуемой смерти. Когда смерть так и не явилась, он решил жить дальше, но это должна была быть жизнь без любви и привязанностей кроме той, что он испытывал к двум своим афганским борзым цвета кофе со сливками, Кемперу и Вилли. Он купил их щенками из багажника «лебарона» выпуска восемьдесят четвертого года, припаркованного рядом с фабрикой Лиз Клейборн. За баранкой сидела хиппующая девица, которая сказала, что если щенкам не подыщут хозяев, то их утопят прямо сегодня, потому что Господь призвал ее в Лонг-Айленд, где она собиралась заплетать косички тинейджерам и контролировать восход солнца.

Взрослея, теряя волосы и приобретая морщины, Рэнди думал о том, что не заслуживает ни любви, ни привязанности, потому что на протяжении всех прожитых лет не был достаточно храбрым, не страдал и даже не участвовал ни в одной настоящей драке. На свет появлялись новые, более молодые и красивые дети и с досадной легкостью унаследовали развалины сексуальной революции, а в придачу свободу и легкое отношение к любви, смерти, сексу и риску. Рэнди мстил миру, отравившему его юность и взросление, распуская ложные слухи. По ночам, запершись в своем доме в Эри, ошалевший от дневной работы, состоявшей в оформлении платежных ведомостей в кровельной компании, он тысячами скармливал выдумки своему персональному компьютеру, который размножал их как вирусы и посылал в электронный мир. Большинство его слухов пропадало без вести, но некоторые оправдывались благодаря тому, что в них верили.