— Ждешь — и ничего больше, — задумчиво повторил мальчик. — Как хорошо ты сказала… Ты не хочешь ребенка вообще? Не от меня, а вообще? Я правильно тебя понял, Леся?

— Да, да, Карен, — торопливо согласилась Олеся.

Она боялась его негодования и нового взрыва. Но Карен чувствовал безграничную обиду.

— Ты бы могла родить мне сына, и отец стал бы дедом… Представляешь: дед Ашот Джангиров! Он был бы, наверное, счастлив.

— И тогда ты помирился бы с отцом?

Карен покачал головой, но неуверенно, словно сомневаясь в себе.

— Нет, вряд ли… Но ведь нельзя же не показать ему внука. Или внучку. — Он снова лег, вытянувшись, и осторожно уложил Олесю рядом с собой. — Мы бы просто показали ему… Но что обсуждать несбыточное: ты же не хочешь рожать мне детей! А может, я все-таки смогу тебя уговорить? Может, ты еще передумаешь, Леся? Ведь это так просто: девять месяцев — и все! Даже меньше! А сколько нам еще осталось ждать?

— Нисколько! — отрезала Олеся и передразнила его. — Девять месяцев — и все! Поноси девять месяцев, тогда и рассуждай! У меня токсикоз, я вообще ничего не ем…

Карен прижал ее к себе.

— Бедная моя, замученная Леся! И это я во всем виноват, мерзкий, безмозглый, наглый Джангиров! Навязался на твою голову! И еще совершенно не задумывался о последствиях… А вот не ешь ты всегда, даже без всяких беременностей, поэтому…

— Что поэтому? — пытаясь вырваться из его рук, сердито спросила Олеся. — Поэтому ничего не изменилось, ты это хочешь сказать? По-твоему, абсолютно ничего страшного в нашем положении нет: без денег, с двумя детьми и с возможным третьим в придачу, отвергнутые родителями…

— Довольно, не продолжай! — закрыл ей ладонью рот Карен. — Сейчас начнется долгое и подробное перечисление наших кошмарных несчастий! У тебя трагическое восприятие жизни. А по-моему, ничего страшного нет, в конце концов, все образуется! Если только ты, конечно, не будешь делать глупости… Давай мириться, на сегодня нам хватит с лихвой. И сколько можно надо мной издеваться, я уже весь исстрадался, а тебя никак не допросишься: поцелуешь ты меня наконец или нет? Я надеюсь, беременным это не запрещено?

Олеся через силу улыбнулась.

— А… ты на самом деле очень плохо себя чувствуешь? Я ведь не знал… Отменяем всех гостей и день рождения тоже.

— Нет, нет, что ты! — испугалась она. — День рождения ни в коем случае, а о гостях я подумаю. Только вот когда я все сделаю…

Карена передернуло. Не сдержавшись, он отшвырнул Олесю к стене и резко встал с дивана.

— Пожалуйста, без подробностей! Меня не интересуют детали! От меня что-нибудь требуется? Машина? Деньги? Только все конкретно и четко, без твоих бесконечных отступлений от темы! Нужна любимая Мэри? Эмма? Ты снова сейчас будешь плакать? Бери пример с Полины. Я не понимаю, как эта девочка могла родиться у такой плаксы!

Начиналась новая полоса их отношений.

Следующими точками отсчета стали не беременность Олеси и не ее отказ рожать, а те испытания, что выпали на долю Карена. В ярости он запретил праздновать что бы то ни было, и хотя в глубине души ему было до боли жалко несчастную, бледную, с темными разводами под глазами Олесю, своего решения не отменил. Олесе постоянно хотелось спать. С трудом разлепляя по утрам тяжелые веки, она только чувствовала поцелуи Карена, спешившего на работу, и снова проваливалась в сон, не в состоянии даже ответить.

— До вечера, Леся! — шептал мальчик, уходя.

Никаких вопросов он ей больше не задавал, словно абсолютно ничем не интересовался или напрочь забыл о ее положении. Приезжала Мэри и, узнав новость, принялась горячо уговаривать сохранить ребенка.

— Вы все повредились в уме от жары! — сообщила ей Олеся. — И ты, и Карен!

— А он тоже хочет оставить? — живо спросила фотомодель. — Сообразительный юноша! И он прав, дети — такая радость! Хочешь, я заберу у тебя Полинку? Могу навсегда! А хочешь, я возьму маленького?

— Что ты болтаешь, Мэри! — обозлилась Олеся. — Родила бы себе сама и нянчилась!

Она нечаянно попала в больное место. Свою тайну Мэри скрывала даже от лучшей подруги. По лицу известной манекенщицы прошла мрачная тень. Мэри опустила глаза и тихонько погрызла длинный яркий ноготь.

— Я бы давно родила, — медленно, с непривычной для нее серьезностью и грустью, сказала она, — если бы это было возможно… К несчастью, я не могу и не смогу теперь, видно, никогда… Неужели ты думаешь, что если бы у меня когда-нибудь получилось, я бы так и продолжала путаться со всякими придурками? Ни за что на свете! Я бы тогда сидела с ребеночком и была с ним счастлива всю свою оставшуюся жизнь!

Расстроенная Олеся хотела объяснить Мэри, что, к сожалению, быть счастливой и с ребенком всю жизнь не получается, но что сейчас можно было ей объяснить?

— Давай выпьем, — залихватски предложила Олеся, стараясь не глядеть на подругу. — Мне разрешается, потому что все равно вам меня не уговорить…

Мэри горько вздохнула.

— Это, девушка, твое дело. Тебе нужно помочь?

— Нужно, — шепотом отозвалась Олеся. — Я хочу все сделать втайне от Карена, хотя это сейчас принципиального значения не имеет…

Манекенщица кивнула.

— Ты позвони мне, я в городе. А Глеб что-нибудь знает?

Олеся отрицательно покачала головой. Отношения с отцом были ее больным местом.

— Мы с ним совсем не видимся, — мрачновато сообщила она. — Ему очень не нравится Карен, а меня он считает просто взбесившейся старой дурой.

Подруга фыркнула, развеселилась и громко хлопнула в ладоши.

— Значит, родители проявили редкостную солидарность? А я ни за что бы не подумала, что Джангиров и Витковский думают одинаково! На первый взгляд, они такие разные! Хочешь, я вас помирю?

— Не надо, Мэри! — испугалась Олеся. — И с кем это: с папой или с Джангировыми?

— С кем пожелаешь! Могу со всеми сразу! — нахально заявила фотомодель, явно завышая самооценку. — А давай, я соблазню старшего Джангирова? Это будет лучше всего!

Теперь не выдержала и захохотала Олеся.

— Да, конечно, вариант беспроигрышный! Удачный на диво! Ты хоть раз в жизни видела Ашота Джангирова и имеешь о нем представление?

— Ничего не значит! — отрезала манекенщица. — Вот теперь увижу и пообщаюсь! Скажи мне, девушка, только честно, неужели на свете найдется хоть один мужчина, способный отказаться от общения с Мэри Абдрахмановой?

И она встала во весь свой великолепный рост. Неуемная, шалая, она стояла, нагло улыбаясь большим белозубым ртом, чуть расставив длинные ноги, удивительно гармоничная и запоминающаяся с первого взгляда. Роскошная, в полном смысле этого слова, женщина. "Смуглая леди сонетов", как называл ее Глеб.

Олеся осмотрела "леди" с ног до головы и завистливо вздохнула.