– Тебе нравится л’лэарди Риннэн?

– Что? Неужели ты ревнуешь?

– Нет, помочь тебе хочу – говорят, там огромное приданое. Ну и посмеяться над ней, если получится…

– Что ты задумала, злое существо?

– Злое? Велан, ты правда так думаешь? Думаешь, что я злая? – Как же непривычно и неприятно разговаривать с маской. И даже тон голоса непонятен. Маска все искажает, хрипит и шипит.

После минутной запинки он прохрипел:

– Я думаю, женщину украшает коварство. Коварство – это очаровательно. А злость вообще прекрасна. Ты, если злишься, не сдерживайся. Можешь меня укусить куда-нибудь, в губы, например. Я даже маску готов снять.

– Ни в коем случае! Нам надо найти л’лэарди Риннэн.

– Она тебя уже нашла. Она сейчас не танцует. Стоит рядом с л’лэарди Эльяс, и обе иногда поглядывают в твою сторону.

– А сейчас смотрят?

– Ну я же говорю.

– Слушай, я приглашу тебя танцевать, протяну руку, а ты демонстративно откажись.

Велан тяжко вздохнул:

– Что ты задумала?

– Спорим, хоть одна из них тобой заинтересуется и подойдет.

– И?

– И даже, возможно, пригласит на танец. Если Риннэн, поговори с нею об анманцах, если Эльяс – лучше помалкивай. За императора они, тебя, конечно, вряд ли примут, но…

– Ах, коварная! Моими руками – устранять соперниц?

– Все, давай. Отвергай меня. Долго болтаем, это подозрительно.

Велан неожиданно послушался. Скрестил руки на груди, отвернулся от меня и решительно зашагал прочь. Я осталась с жалостливо протянутой рукою смотреть ему вслед. Повернула голову так, чтобы стоящая позади Риннэн сумела разглядеть мой огорченный до слез профиль. Я и правда расстроилась. Об «устранить соперниц» даже не думала, честно. Просто решила, что Велану, возможно, будет забавно поучаствовать в маленьком розыгрыше, он ведь любит шутки. Кроме того, обе они богаты, знатны, красивы, кому из мужчин не было бы приятно внимание такой саганы? Мнение света мне безразлично, но в глазах Велана выглядеть корыстной интриганкой больно.

Второй танец тем временем тоже закончился. Отвергнувший меня мужчина вел к маменькам девушку в розовом платье. Я бросилась их догонять. Как только он отпустил ее руку и откланялся, тронула его за плечо.

– Вы и на этот раз меня не заметите?

– Нет, отчего же, – он хрипел, как все маски.

– Тогда я приглашаю вас не танцевать этот танец. Вместе со мною.

– А почему вы плачете?

– Разве? – Я быстро тронула глаза. Этот случай с Веланом сильно меня огорчил. – Мне немного грустно.

– Почему? – Маска взяла меня за руку.

– Мне иногда бывает грустно. Но сладкое меня утешает. – Я улыбнулась неожиданно пришедшей в голову мысли. – Могу попросить вас добыть для меня какое-нибудь угощение?

– Все, что будет угодно прекрасной л’лэарди, – мне показалось, сквозь бесцветный скрип маски пробилась ирония.

И он ушел искать лакея-голема, которые во множестве сновали по залу, разнося угощения. Не сомневаюсь, что вернется. Не из тех, кого легко украсть.

Големы бывают разные. Например, серебряное платье кудряшки Юмалиты состояло из тысяч крохотных шелковокрылых бабочек-големов. Я обратила внимание, потому что какая-то немолодая сагана рядом со мной указала веером и сказала, обращаясь к подружке: «Платье – просто предел мечтаний какой-нибудь провинциальной мещаночки-людишки. Фи, какая пошлость, это вышло из моды еще во времена моего детства!»

Бывают големы, сложенные из живых цветов. Какой магией это возможно создать? Велан принес мне зайца из фиалок. Заяц шевелил ушами, топтался лапками и каждым движением угрожал немедленно рассыпаться. Я не успела ничего сказать – ветренник бросил в меня зайца и убежал. Он прижимал к груди такого же, только больше, из белых роз. Понес Риннэн. А бывают големы съедобные. Я не всматривалась в то, что големы-лакеи разносили на своих подносах, пока моя маска не принесла мне пирожное – в песочной корзинке горку засахаренных фруктов, на вершине которых танцевал крохотный мармеладный… шут.

– А это разве съедобно? – испуганно спрашиваю.

– Вы что, никогда раньше не видели таких пирожных?

– Я не буду есть шута! Он живой! – Мне удалось пересадить человечка с корзинки на ладонь. У него широкая красная улыбка и маленькие черные, очень грустные глаза. Мне показалось, он смотрит на меня с мольбой.

– А-агр-р-р! – белая маска вдруг распахивает рот. Рот залит красной краской. Беззуб. Рот больше самой головы.

Рот захлопывается со щелчком. Шут на моей ладони все так же пляшет. Только у него больше нет головы. Синяя и красная нога притоптывают, вздымаются в хлопке разноцветные руки…

– Вы что, опять плачете? Из-за пирожного? – потрясенно спрашивает маска.

– Он был живой! А вы его съели! – Сама знаю, как это глупо. Но это был шут. Мой шут.

Маска снимает человечка с моей ладони и – заглатывает целиком.

– Да вы просто ребенок!

Отворачиваюсь. Мне не о чем говорить с саганом, который съел шута. Даже если под этой маской прячется действительно император.

– Стойте!

– Отпустите меня!

– Ну хотите, я принесу вам еще одного такого же?

– Мне нужен был этот! Оставьте меня!

– Как я могу искупить свою вину? – Покорная фраза, но какая усмешка в этом, даже обезличенном, голосе!

Я тоже умею смеяться.

– Хочу сегодня рискнуть жизнью. Вы составите мне компанию?

– Рискнуть жизнью? Это каким же образом?

– Хочу в Императорский заповедник. Без защиты. Без оружия. Без сопровождающего. Много о нем слышала, давно мечтаю там побывать. Вы составите мне компанию?

* * *

Сумерки. Желтая сухая трава царапает ноги, ломко шелестит под ветром. Она мне до пояса. Где-то на горизонте, на фоне розового неба четкий силуэт дикого ящера. Длинная шея чутко вытянута, зубчатая костяная корона венчает маленькую голову. Он неподвижен. Спокоен. Нас не замечает – смотрит куда-то в сторону океана.

И снова я вижу время. Песчаная река будто устроила в этом месте маленький стоячий залив. Я слышала, Императорский заповедник по площади равен целому маленькому королевству Ратвила. Ящер на горизонте ничего не знает о существовании Империи, о ярме, в которое двуногие впрягли наиболее покорных травоядных его собратьев, уничтожив хищников и слишком злых. Он все еще живет в мире тысячелетней давности.

С моих плеч будто падает тяжесть. Империи нет. Закона эскринас нет. А мы есть, ветер и огонь? Всегда были и будем. Танцевать над сухой степью, обнимать за шеи настороженных ящеров, растворяться в стрекоте сверчков и в отчаянии закатов.