Район был новый, но перспективный — вид на море и яхты, изящный мост до Крестовского острова, часть которого превратили в публичный парк. Вдоль берега потихоньку вырастали новостройки в забавном петропольском стиле, но народу здесь все еще было мало. На фоне пустынной набережной и водной глади высотка “Штандарта” смотрелась как прыщ на заднице.

И угораздило “Вечерний Петрополь” переехать именно сюда. Видать, аренда дешевая. Газетенка, насколько я понял, была частная и любила мусолить светские скандальчики. Именно в ней нынче работал уже известный мне господин Андрюшин.

Спрятав ключи от машины в карман, я прошел через стеклянные двери-вертушки и оказался в просторном холле. Скучающая барышня за стойкой скользнула по мне безразличным взглядом и лениво выпрямилась, когда я подошел.

— Добрый день, — девица натянула дежурную улыбку. — Чем могу помочь?

— Я ищу редакцию “Вечернего Петрополя”. Не подскажете, как туда попасть?

Администратор едва ли не закатила глаза и указала на стену. За ее спиной и правда висел список контор с указанием, на каких этажах они располагались и какие кабинеты занимали.

— Пятый этаж, значит, — пробормотал я. — Пятьсот третий офис. Спасибо.

Я направился к коридору, но девица зычно меня окликнула.

— Куда?! Молодой человек, а пропуск?

Ох ты ж черт. И в этом мире существовала эта зубодробительная бюрократия. Вообще девица вела себя слишком уж непочтительно — обычно перед аристократами если не лебезили, то вспоминали о манерах. Я потянулся к лацкану пиджака и вздохнул. Герб! Забыл прикрепить брошь. Тогда все ясно — наверняка девица приняла меня за какого-нибудь клерка.

— Конечно, — я вернулся к стойке и протянул ей паспорт, готовясь насладиться реакцией.

Администратор раскрыла документы на нужной странице, удивленно уставилась на меня, снова заглянула в документы…

— Прошу прощения, ваше сиятельство, — отчеканила она безразличным тоном. — У нас много кто ходит, приходится следить. Особенно за гостями этой газетенки…

— Что, часто беспокоят?

Пока девица записывала мои данные в большую тетрадь, позволила себе поворчать.

— Они же “желтушники”, — пояснила она. — Кормятся на сплетнях и всяких жареных фактах. Платят за новости. Поэтому у нас здесь настоящее паломничество. Такие истории придумывают, лишь бы отхватить пару лишних рублей… Ваше сиятельство, вы точно уверены, что вам туда нужно? Если эти писаки вас оклеветали, вы можете направить жалобу через юриста…

Какая забота, однако. Нет уж, мне уже стало интересно поглядеть на редакцию настоящей желтой прессы!

— Благодарю за заботу, но я и сам справлюсь.

— Надеюсь, вы помните о запрете Благодати? Простите, что напоминаю, но не хочется в свою смену разбираться с ищейками. Вы там… помягче, пожалуйста.

Я улыбнулся, забирая паспорт и квиточек пропуска.

— Не волнуйтесь, сударыня. Никто не пострадает.

Протянув заветную бумажку охраннику у турникета, я наконец-то попал в закрытую часть центра. Забавно, что несмотря на явную новизну, здание казалось немного запущенным. Множество кабинетов пустовали, словно владелец здания не рассчитал востребованность помещений.

Проигнорировав лифты, я поднялся на пятый этаж и с удовольствием размял кости — постоянные разъезды на автомобиле меня избаловали. Надо бы налечь на спорт.

Коридор освещался неприятным холодным светом ламп — тем самым, которые делает лица безжизненными, а персиковые стены — похожими на больничные. Быстро найдя нужный кабинет, я постучал.

Никто не ответил, хотя за дверью явно кипела жизнь. Я слышал шум голосов, телефонные трели, треск принтера…

Ладно, не будем любезничать. Я распахнул дверь и покачнулся от густого дыма. Накурено было так, что под потолком легко бы удержалась парочка топоров.

— Кхе! — я откашлялся и проморгался, судорожно пытаясь разглядеть оранжевое пятно за столом напротив двери.

— Вам кого? — спросило пятно низким женским голосом.

Когда глаза приспособились к этой дымовой завесе, я увидел рыжеволосую даму бальзаковского возраста в ярко-оранжевой блузке. Женщина сидела перед компьютером, в одной руке держала телефонную трубку, а второй стряхивала пепел с сигареты прямиком в массивную латунную пепельницу.

— Добрый день. Я ищу Андрюшина.

Колоритная дама не проявила ко мне никакого интереса — лишь неопределенно указала вглубь помещения и вернулась к телефонному разговору.

Я пожал плечами. Ну, здесь наверняка ко всему привыкли.

Редакция представляла собой здоровенное помещение без перегородок — то, что в моем мире именовали опенспейсом. Как по мне, отвратительное решение. Никакого уюта, все сидят друг у друга на головах и вечно галдят. Не понимаю, как можно сосредоточиться в такой обстановке, особенно журналисту.

Окна в пол были завешаны горизонтальными жалюзи, и солнечные лучи, врываясь в полутемный зал, подсвечивали завитушки дыма и парившую в воздухе пыль. Я подошел к одному из корпевших над клавиатурой сотрудников.

— Извините, пожалуйста. Не подскажете, как найти Сергея Васильевича Андрюшина?

Лысоватый мужичок вздрогнул, моргнул и указал на самый дальний стол у окна.

— Там он, если обедать не ушел.

— Спасибо.

Андрюшин распекал кого-то по телефону. Судя по содержанию громогласных реплик, доставалось какому-то болтуну. Заметив меня, журналист понизил голос и прищурился.

— Перезвоню позже, — бросил он и швырнул трубку на рычаг. — Глаза меня не обманывают? Михаил Николаевич собственной персоной?

— И вам доброго дня, — улыбнулся я. — Найдется пара минут?

— Раз уж вы добрались до этой дыры, с моей стороны будет сущим хамством не уделить вам время, — на удивление вежливо отозвался журналист. — Кофе? Чай не предлагаю. Он у нас скверный.

— Пожалуй, обойдусь. Здесь есть место, где мы можем поговорить наедине?

Андрюшин уставился на меня светлыми выцветшими глазами.

— Михаил Николаевич, давайте сперва кое-что проясним. Если вы пришли предъявить мне претензию из-за статьи…

Я жестом перебил его.

— Не претензию. Меня интересует источник.

— Тем более я мало чем смогу помочь, — пожал плечами Андрюшин и потянулся за сигаретами. — Дело в том, что сведения о вашем задержании я получил в виде пакета. Фотографии, причем весьма скверного качества, и записка. Отправитель пожелал остаться неизвестным. Принес какой-то мальчишка из уличных босяков.

Фотографии… А вот это уже было интересно.

— Могу я на них взглянуть?

Журналист замялся.

— Вообще-то это противоречит нашей этике.