– Он тебе нужен! Вот, что я тебе говорю! Теперь ты зависишь от него, а он – от тебя! Понимаешь!

– Нет, нет, это невозможно… – снова запричитал отец. – Что с нами будет?

Слышно было, как девушка двинула стул и прошлась по комнате.

– Пап, лучше найди с ним общий язык. Ведь все вокруг будут думать, что вы отец и сын. У вас должно быть взаимопонимание, хотя бы на людях.

– Ты просишь невозможного.

– Нет ничего невозможного, если его лично пригласил первый секретарь райкома.

– Не понимаю, как это произошло…

– К тому же у первого секретаря райкома к Антону есть какое-то дело.

– У первого секретаря райкома к Антону есть дело? Какое дело?

– Да. Он так сказал. Антон не знает, какое дело. Завтра все.

Возникла небольшая пауза. У Антона затекла шея, и он помассировал ее пальцами, но ухо от щели не убрал.

– …Может, мне лечь в больницу? – тихо спросил отец. – Вызвать «Скорую»…

– Пап, держи себя в руках!

– Я пытаюсь…

– И пожалуйста, найди общий язык с Антоном. Это необходимо.

Тишина.

– Ты мне обещаешь?

Отец шумно вздохнул.

– Я… я постараюсь.

Снова наступила тишина. Звякнула ложка о тарелку. Заскрипел стул.

Антон отошел от двери, сел на кровать и задумался.

Ночью Антон опять отправился в переулок на свидание с Судьбой. Но и в этот раз она не появилась.

Небо затянуло тучами, и стал накрапывать дождь. Луны не было видно. Когда Антон дошел до угла, за которым должны были его ждать люди Сталкера, он засунул руки в карманы старенького пиджака и поднял воротник. Задержавшись на секунду, он повернул и медленно пошел вперед по пустому переулку. Постоял, прислушиваясь к тишине. Потом вернулся назад к месту, где его обычно били по голове, и остановился. На ум пришла горькая мысль, что, возможно, теперь он за какие-то свои прегрешения будет ходить сюда – в этот переулок – вечно, подобно Сизифу, вкатывающему камень в гору.

Антон стал думать о том, что же дурного он совершил в своей жизни, кроме пьянства? И нашел массу причин быть наказанным.

Тогда Антон почувствовал себя одинокой и ничтожной песчинкой, которую ветер несет по каменистой и холодной пустыне Вечности, где Будущее и Прошлое поменялись местами.

Он посмотрел на стену перед собой и снова увидел афишу казачьего ансамбля. Ветер оторвал угол афиши и трепал его. Казаки выглядели бодрыми и веселыми, как им и полагается быть. Антон долго рассматривал их, и в какой-то момент ему показалось, что они сейчас одним махом спрыгнут с афиши на землю и начнут танцевать вокруг него, махая саблями. А потом затянут песню и начнут водить хороводы, и появятся женщины в ярких народных костюмах.

И среди них Наташа. Она будет красивее других и обязательно протянет ему свою руку.

Антон еще какое-то время стоял и смотрел на афишу. Видение постепенно уходило, а потом исчезло совсем.

Антон вынул руки из карманов, развернулся и пошел назад, в дом, где его ждали.

Утром Антон надел костюм Наташиного отца, который она, как могла, подогнала по его фигуре, и сел за стол завтракать. Повязка с его головы снята, синяк замазан. Отец сидел напротив в мешковатом сером костюме и угрюмо пил чай. Вид у него был такой, будто у него разом заболели все зубы. Подошла Наташа, села за стол, налила себе в чашку индийского чаю и сказала, посмотрев на мужчин:

– Сейчас придет машина. А вы еще ничего друг другу не сказали.

Отец поднял голову:

– А что мы должны сказать?

– Вы должны выглядеть как родственники. А не как враги.

Отец отвернулся и ответил, помолчав:

– Мы не враги.

Антон улыбнулся и спросил непринужденно:

– Пап, ты не подашь мне соль?

Отец опять напрягся, но быстро взял себя в руки под твердым взглядом дочери и протянул солонку Антону.

– Спасибо, папа.

Он посыпал солью огурец, откусил его и стал жевать.

– Вкусно? – спросила Наташа.

– Ага, – ответил Антон. – Мне нравится завтрак. Пап, а тебе как?

Отец сжал губы, потом вздохнул и ответил, ни на кого не глядя:

– Тоже…

– Вот видите, – сказала Наташа. – Все налаживается.

Мужчины промолчали. В этот момент на улице раздался гудок автомобиля. Девушка встала и подошла к окну.

– Машина приехала из райкома. Пора выходить.

Отец поднялся первым и быстро пошел к двери. Антон допил чай, вытер не спеша салфеткой рот и пошел вслед за ним. У машины их догнала Наташа. Она с улыбкой посмотрела на отца и поправила пиджак на Антоне.

– Ну, ни пуха ни пера, – сказал отец и уже собирался сесть в машину, когда Антон протянул к нему руки и расстегнул нижнюю пуговицу на его пиджаке.

– Пап, нижняя пуговица на пиджаке всегда должна быть расстегнута. Это правило надо соблюдать. Это – комильфо.

– Что?

– Не важно. Просто делай так, и ты всегда будешь выглядеть модным.

– Мне не нужно быть модным, – заявил отец. – Как-нибудь переживу.

– И еще, – произнес Антон. – Между нами…

– Что – еще?

Антон шагнул вперед, нагнулся к его уху и тихо сказал:

– Я не кровавый убийца. И ночью вас не перережу. Обещаю. Ночью я сплю.

Потом все молча сели в машину, и она тронулась.

Ехали недолго, и всю дорогу Антон смотрел в окно. Райком партии был в самом центре, на площади – за памятником Ленину, и над ним реял большой красный флаг с серпом и молотом. К зданию со всех сторон стекались люди, одетые в строгую деловую одежду. Голуби расселись по козырькам крыши, смотрели вниз и недовольно гудели.

Черная «Волга» остановилась перед каменными ступенями, и все, кроме водителя, выбрались наружу. Антон посмотрел по сторонам и сказал громко:

– Е-мое!

– Помолчи, – ответил отец и криво улыбнулся, проходящим мимо людям. Все его знали и кивали головой, здороваясь.

– Помолчи, сын, – поправил его Антон.

Отец дернулся телом, словно его ударил заряд тока, и быстро стал подниматься по ступенькам. Антон и Наташа поспешили за ним.

Когда они вошли в зал, Антон остановился, посмотрел вокруг себя и снова сказал: «Е-мое! Кто бы мог подумать, что я окажусь здесь!»

Наташа дернула его за рукав пиджака и потащила за собой к первому ряду. Отец поднялся по устланным красным ковром ступенькам и сел в президиум – за длинный стол, установленный в центре сцены. Зал быстро заполнился, и вскоре первый оратор постучал ручкой о граненый стакан. Все тотчас умолкли. Наступила гробовая тишина. Антон не удержался и громко чихнул. Кто-то громко рассмеялся на задних рядах. Антон почувствовал себя лучше, и комок в желудке наконец растаял.