— Что вам от меня нужно?! — Пер вспылил, слушая комментарии.

— Исследование. Но не простое. Скажите: как часто наши края посещает инспектор?

— Не знаю.

— Вот—вот... — Тарен печально улыбнулся. — Вы и не можете знать. Вам шестнадцать лет, если не ошибаюсь. А инспектор здесь был двадцать лет назад. И кого посылают к нам из столицы? А? Как вы думаете?

Юноша не ответил. Он подпер кулаком подбородок.

— Дураков, — суровым тоном сообщил социолог. — В столице даже не требуют отчетов от Академий всего полуострова Вок. Живите сами, как можете. Вот мы и живем.

— Мы плохо живем, — выдохнул Пер. — Эта школа...

— Рессода я хочу раздавить уже не первое десятилетие, — откровенно сказал Тарен. — Но что толку? Академии не имеют здесь власти. Из выпускников никто не захотел стать учителем. Все по большей части идут в агрономы. Другой школы, исходя из нынешних раскладов, не предполагается. Я хочу, чтобы к нам прислали учителя с материка. Я вообще хочу, чтобы власти обратили внимание на Барк. Перрор, вы понимаете?

— Я тут при чем?!

— Сейчас объясню. — Социолог сцепил руки и наклонился к юноше. — Тайма проснулась. Там захотели узнать о нас кое-что, А конкретно — уровень подготовки студентов. Требуется пятьсот студенческих исследований. На весь полуостров. Разумеется, их прочитают простые чиновники. Не очень-то умные люди. Нам нужен шок, Перрор. Дураков надо шокировать, чтобы они побежали к начальству. А у нас есть чем шокировать! Рессод уже сыграл свою роль. Но только в случае, если вы все это покажете...

У Тарена от волнения сбилось дыхание.

— Вы — мой лучший студент. Я и сам бы мог написать великолепный отчет, выполнив его как исследование. Но Контроль за пределами полуострова не так туп, как у нас. Они быстро поймут, что работа принадлежит перу взрослого человека. И грянет проверка. После этого Барк изменится. Но меня снимут с должности проректора и, скорее всего, вышлют в родную деревню. А перемен в Барке больше проводить некому. Моя судьба теперь в ваших руках, Перрор. И не только моя. Судьба нашего города.

— Хорошо, — согласие само слетело с губ Пера.

— Я помогу, — склонил голову социолог. — Вам больше незачем идти в школу к Рессоду. Помните, что он вам рассказывал о своих методах?

Юноша, сжав губы, угрюмо кивнул.

— Такое сложно забыть, — сказал Тарен, на мгновение задумавшись. — Процитируйте все это в исследовании! Без стеснения. Это — слова испытуемого. Вот результаты тестирования детей. Я вчера кое-что сделал, чтобы их получить. Данные настоящие, лгать нам незачем.

Пер глянул на цифры. Совсем простенький тест. И от данных вставали волосы на голове. Юноша верил им. И верил словам социолога. Почему? Тарен не лгал, Пер умел различать ложь и правду в устах окружающих. Но от этого было не легче.

— Вам понятно?

Оба с минуту молчали.

— О да, вам понятно, что дело — полнейшая дрянь.

Приехали новые абитуриенты. Их оказалось тринадцать. Все мальчишки. Отнюдь не паиньки — дети из трудных семей.

— Первая часть вашего исследования, Перрор, уже отправлена в столицу. Идет почтой, дойдет через месяц, — хмуро сообщил социолог. — Собирайте абитуриентов, приехавших в этом году. Вот вам адреса. Изучайте их. И подготавливайте, как сможете. В следующем году поступят не все. Мне не нужен отсев. И обратите внимание на уровень их Контроля. То, что привито им в сельских школах, учтем для отчета. А то, что есть от природы, учтете вы сами. И отделяйте одно от другого. Пишите о юных талантах, которым не дали начального образования. Если эти таланты есть, — жестко закончил преподаватель. — А если нет — то не поступит никто. Дураков и так слишком много.

Юноша насупился, потер рукой лоб. Когда люди становятся взрослыми, кончается беззаботная жизнь. Только слишком уж рано...

— Это — практика. — Тарен поднял глаза. Его взгляд был ясен, как свет осеннего дня, и так же невесел. — Продолжайте писать, Перрор.— Он выглядел суровым. — Считайте, что это — уже курсовая. А я найду способ отправить и следующую часть вашей работы в столицу. Мы заставим зашевелиться чиновников! Я в это верю. И, может быть, вас переведут из Барка куда-нибудь, где более яркая жизнь. Например, в Тайму.

Сухим кивком профессор дал понять, что беседа окончена.

Тайя встретила любимого на пороге квартиры. Посмотрела светло и легко.

Через полчаса после того, как Пер уснул, Тайя встала, В окружающей тьме предметы теряли свои очертания.

В душе девушки словно прорвало плотину. Это поток мыслей? Чувств? Или вообще что-то иное, чему нет названия? И то, и другое, и третье. Любимый становится самостоятельным. Взрослым, сильным. И сам не замечает этого — ему попросту некогда. Да неужели все происходящее может быть опасным, страшным? Да, может. Теперь никто не знает, что произойдет. Впрочем, и раньше никто не знал. Но когда предопределенность разрушилась, девушка ощущала — возникла игра, которую она обязательно выиграет. Бунт против старших. И она вправду выиграла. Но оказалось, что это — совсем не игра. В ней нет раундов. Нет выигравших. И нет проигравших. Реальность все время меняется. Хорошо одно — сила вернулась. Не вся, но вернулась. И чуть-чуть поделиться ею с любимым — не преступление. Не нарушение права на выбор. Но теперь она, Тайя, должна уйти в тень. Оставить Перу ведущую роль. Лишь подсказывать. Совсем чуть-чуть, иногда. Владыка был прав, ее миссия прервана. Но они с Пером все сделали сами. Дальше будет жизнь.

Просто жизнь.

Тайя прикусила губу и крепко задумалась. Она хотела свободы. Да, очень хотела. И получила свободу, но неужели таков ее вкус? Потерять часть своей силы. Лишиться цели, поставленной старшими, чтобы обрести свою собственную. А обрела ли она ее? Нет. Пока — нет. Но теперь нужно уйти в тень. Не мешать Перу. Это сейчас — лучшая помощь. Есть уместное для демиурга занятие — творение вкусной еды. Впрочем, если подумать — не только оно...

Так она и сидела, подперев рукой щеку. Обнаженная, не замечая прохлады. На улицу не пойдешь. Приличные девушки здесь по ночам не гуляют. А спать совершенно не хочется.

И демиурги взрослеют, оказывается...

* * *

Владыка Шайм Бхал сидел, опустив руки, и созерцал Великую Пустоту. Кроме нее, смотреть вокруг было не на что. Она простиралась, словно белый снежный покров, во все места и времена: с севера на юг, с запада на восток, из прошлого в будущее. Ни цепочки следов, отмечающей путь зверя или человека, ни убогого мха-лишайника на сухом дереве. Хоть кто-нибудь бы торил путь в этих белых ничейных пространствах! Старик, человек зрелых лет, юноша или ребенок. Но нет. Ничего, никого. Лишь бессмысленное колыхание белого ветра.

«Где они все?» — спрашивал Владыка у Пустоты.

Но тишина висела над ним плотным покровом, и сухие стариковские губы сжались в скорбную линию. Не горит внизу ни любви, ни ненависти. Ни жизни, ни смерти. Очень хотелось ворчать, что все на Земле суета. Но суета, тщета — и те не желали являть себя его взору. Лишь глухие снега. Или черта облаков, разделяющих небо и землю.