Вслед за ведьмой оборотень практически волоком тащил раненого Светлого дозорного. Черный хозяйский кот бесшумно преследовал чужаков, скользя под потолком по запыленным полкам, вешалкам и громоздившимся друг на друга картонным коробкам со всякой всячиной. Лимонно-желтые глазищи вспыхивали в темноте зеленоватым огнем, заставляя впечатлительного Алексея Малявина нервно вздрагивать. Последним, притворив входную дверь, шагал вампир. Он ориентировался в квартире старой ведьмы лучше всех. Но старуха миновала знакомую комнату и в узком коридоре остановилась возле глухой стены, за которой должна была располагаться соседская квартира.

– Дальше без вас обойдусь. Ну что, касатики, должны будете! – на какой-то замогильной частоте изрекла Алевтина Терентьевна.

Малявин стряхнул со спины Светлого дозорного, ударился боком о шкаф, выплюнул злосчастный гвоздь и испуганно поднял морду.

– А чего делать надо, бабушка? – спросил оробевший Вовка Светлов.

– Для начала ступайте, в подъезде приберитесь, да про людей смотрите не забудьте, чтоб никто ни сном не духом наутро! А дальше вот что. Как мне какой Дозор чего предъявит, так вину на себя возьмете. Я в тишине люблю заговоры творить и зелья варить. Шумно мне от вас от всех. Вот вы мой покой и посторожите. А может, еще каких должников приведете. Хе-хе. На-ка вот, отдашь кому-нибудь при случае. – Бабка сунула оборотню в ухо черный кожаный кружок.

Малявин затряс головой, втянул носом гниловатый запашок, которым тянуло с кухни, и тихо заскулил от безысходности.

– Да не боись, мне редко предъявляют.

– А с ним что будет? – все-таки спросил Вовка, прежде чем двинулся к выходу.

– А не ваша это теперь забота. Врете, поди, что не вы его изувечили, – прошамкала старуха себе под нос. – Уж больно жалостливые, неспроста это… Кыш отсюда! Р-развелось низших!

Светлов и Малявин пулей вылетели из ведьмовской квартиры.

– Каждый так и норовит с магом сравняться. Тьма-то не бездонная. На всех не хватит, – ворчливо неслось им вслед из-за закрывающейся двери.

* * *

Никита открыл глаза и уставился в давным-давно не беленный потолок. С потолка свисала лампочка, вкрученная в пыльный патрон, и тускло светила из-за верхнего края больничной ширмы с потрескавшимся от времени пластиком. Такую ширму на колесиках он помнил из детства. Она стояла в хирургическом кабинете детской поликлиники, куда маленький Никита однажды попал после неудачного падения с велосипеда. Только вместо вспученного пластика на раму были туго натянуты белоснежные простыни. Решив, что все это ему снится, он похлопал глазами и глубоко вздохнул, чтобы сбросить остатки сна и вскочить с кровати.

Боль хлестнула по животу, отдалась в ноги и в спину, дыхание перехватило. К его губам кто-то поднес чашку. От первого же глотка обжигающей вонючей жидкости в глазах потемнело, и в следующий раз Никита очнулся, когда край неба за окном заметно порозовел.

В это рассветное пробуждение Никита уже чувствовал себя намного лучше и все помнил. Ну, почти все. Он не очень представлял себе, где оказался и как сюда попал, поскольку отключился на заднем сиденье машины, в которую его затащили двое Темных Иных. Значит, и надеяться было нечего, что за старой больничной ширмой он увидит сверкающий чистотой и Светом госпиталь Ночного Дозора.

Никита осторожно поднял руку и погладил рану внизу живота, скользнув ладонью по тугим присохшим бинтам. При попытке сесть на кушетке вернулась боль, правда, не такая оглушающая, как накануне, а повязка под пальцами потеплела, вновь пропитываясь кровью. Кажется, никто из Темных целителей им тоже особенно не занимался. Да это, наверное, и невозможно…

О том, чтобы обойти и исследовать помещение традиционным способом, не могло быть и речи. Никита, вынужденный снова улечься, расслабился, прищурил глаза и обратился в слух. Раздвигая границы реальности, мелькнула тень – непривычно густая и черная, как будто Никита подглядывал за миром Иных сквозь саму Тьму. Или как будто он разглядывал Тьму со стороны – глянцевую, выпуклую, неестественно рельефную. Кроме ее многочисленных клякс и вязи чужих заклятий, украшавших стены помещения на первом слое Сумрака, он ничего не разглядел. Но Сумрак теперь, не спрашивая, исчезал когда хотел, выбрасывал Иных на реальный слой. Или наоборот – разливался вокруг, когда никто и не пытался окунуться в магическую тень. Или вот как сейчас, не желал раскрываться перед сумеречным зрением Иного, зато заполонил все пространство вокруг треском и шорохами, словно Никита слушал старый транзистор, потерявший нужную частоту.

– …бабушка, помоги, век благодарна буду. Не хочу я там больше работать, страшно мне, – донеслось до него сквозь вату в ушах.

– Какая я тебе бабушка? Бабушка у тебя нынче – Юлька Хохленко, вертихвостка старая, в начальство выбилась… Увольняйся, коли страшно, чего тут ведьмовского да мудреного?

– Так меня туда через Дневной Дозор оформляли! Юлия Тарасовна и слушать ничего не хочет.

– А чем раньше думала? Зачем устраивалась?

– Думала, деньги хорошие, а мне просто детишек Темных надо отбирать среди прочих, и лафа, как в «Артеке». Мне девчонки рассказывали. А в этом «Уютном доме» что-то такое… Недавно туда комиссия приезжала, Темный маг заходил… Силища такая, ка-ак глянул на меня, голова закружилась и сердце в пятки ушло. И еще вот тут закололо. Не хочу я больше туда. Да лучше б я в Москву вообще не приезжала!

– А ну-ка тс-с! – сердито шикнула старуха и тоже замолчала.

Никита перестал дышать. О том, чтобы продолжать подслушивать, и речи быть не могло, но теперь он хорошо представлял, у кого в гостях оказался. Еще бы ноги отсюда унести. Только как это сделать, когда ты встать не можешь без того, чтобы рваные края ран снова не разошлись под бинтами?

– Ну, что, очнулся, Светлый? – ворчливо спросили из-за видавшей виды ширмы, и, скрипя колесиками по обшарпанному линолеуму, она отъехала в сторону.

Над лежащим Никитой возвышалась Алевтина Терентьевна Картузова. За ее спиной, отгораживая противоположную часть комнаты, виднелась точно такая же ширма, только вместо растрескавшегося пластика обтянутая зеленой клеенкой, а весь угол у входа был заставлен невысокими широкими кадушками с землей. В них росли крапива, конопля, и, невзирая на сезон, цвели красные маки. Резные листья крапивы дрожали, потревоженные движением воздуха. На линолеуме вокруг кадушек виднелись грязные потеки и разводы.

Такого помещения в квартире старухи Сурнин не помнил. Похоже, ведьма прикупила соседнюю однушку и прорубила туда вход из собственного коридора, тщательно скрыв от посторонних глаз тайную комнату. Пролом в стене, сквозь который она вошла, курился Тьмой – на нем висело какое-то мощное защитное заклинание. От одного взгляда в ту сторону Никита снова чуть не потерял сознание и поспешно отвел глаза. Тут его взгляд упал на стул с одеждой, и он сообразил, что лежит перед старой каргой в чем мать родила.

– Ишь, неиспорченный какой, – мерзко захихикала ведьма и бросила ему скомканную простынку. – А вроде чую, что не девственник… Не женат, что ли?