И они были очень, очень голодны.

Анжа развела огонь; кисуну осторожно отступили, но не проявили никакого животного страха. Два разумных вида на одной планете? Редко, но встречается.

Но почему дерлетанцы ничего не сказали ей?

Возможно, они не знали.

Невозможно, поправила сама себя Анжа. Встретившись с этими существами, нельзя не понять, что они обладают более, чем животным разумом.

Да, дерлетанцы знали. А те, кто понимали кисуну, выживали во время полугодового путешествия через сердце их территории.

И снова Анжа выпустила щупик мысли; и быстро убрала назад, обожженная прикосновением животного голода и такого чужеродного сознания, что ни один человек не может надеяться его понять до конца.

«Очень хорошо, — подумала она. — Я буду говорить на универсальном языке».

Она достала лук и выложила перед собой стрелы, воткнув их наконечниками в снег. Желтые глаза смотрели на нее напряженно, не мигая, и существа отступили — на шаг или два, но готовы были напасть в любой момент. Было ясно: они ждут, когда женщина прицелится. Хорошо, что ей не требовалось целиться. Одним движением Анжа подняла лук и выпустила стрелу с хорошим оперением, взвизгнув, она воткнулась в тело изумленного кисуну, и очевидно попала по какому-то жизненно важному месту. Существо коротко взвыло и упало. Синевато-черная кровь окрасила снег и предсмертный крик эхом прозвучал в серой пустоте.

Анжа напряженно ждала реакции.

Кисуну изучали ее. Теперь они знали, как быстро женщина умеет двигаться, и если они на самом деле способны на предварительную оценку, то должны понять: эти стрелы могут принести им всем только смерть. «Я заберу вас всех с собой, — гласило действие Анжи. — Не одного, не двух, а многих. Кто из вас первым осмелиться напасть на меня?».

Один за другим кисуну отвернулись от нее, они по-прежнему медлили, но их внимание сфокусировалось на другом. Каждый подходил к павшему товарищу и прикладывался огромными зубами к его шкуре, затем уступал место следующему, пока все в стае не поучаствовали в ритуале.

Это подтвердило подозрения Анжи, потому что простые животные не соблюдают никаких ритуалов, связанных со смертью. И голодающие животные чаще едят своих мертвых товарищей, чем чтят их. Жест кисуну, казалось, говорил: «Хоть я и голодаю, но не стану есть себе подобных. Это ставит меня над животными, живущими во льдах».

«Хаша! — подумала Анжа. — Хижники с моральными принципами».

Она развела огонь вокруг своего маленького лагеря и надеялась, что у кисуну не появится желания переступать черту пламени. Дерлетанцы дали ей кожаные мешки, наполненные горящим порошком, и теперь женщина поняла, зачем, поскольку в этой ледяной пустыне невозможно было собрать ничего, что могло бы гореть так ярко. Иногда сквозь льды прорывались кое-какие растения, ими можно было подкормить огонь, чтобы разгреть себе ужин, но едва ли они испугают стаю хищников.

Но придет утро и Анже придется идти дальше. Если кисуну не позволят ей это сделать, она определенно умрет. Возможно и не в этот день, но позже, когда еда и топливо закончатся и она окажется на их милости. Анже придется разобраться с ними сегодня ночью — установить какие-то отношения, которые позволят ей продолжать путь. Теперь до западных гор не так уж и далеко, не может быть далеко; и определенно ей удастся купить несколько дней, чтобы добраться до них.

Анжа прошла к сгрудившимся испуганным херсу, рукой телепата успокоила их, затем при помощи поверхностного анализа сознания выбрала двух, наиболее парализованных страхом. От этих ей будет меньше всего пользы в предстоящие дни, поэтому они погибнут первыми. Уверенной рукой она сняла с них сбрую.

Женщине показалось, что кисуну улыбаются.

Анжа положила руки в рукавицах на спины херсу и надавила, одновременно посылая четкий и простой сигнал: «Опасность!». Они рванули вперед в панике и перепрыгнули через линию огня. К тому времени, как херсу избавились от вызванного Анжей страха, они уже пали, а голодные кисуну быстро расправились с их нежными, но мускулистыми телами.

«Я сделала вам приношение, — думала Анжа. — И сделаю еще, если потребуется. И ни одному из вас не придется за него умирать. Этого довольно?».

Очевидно, да, потому что кисуну закончили трапезу (Анжа обратила внимание, что они поровну разделили добычу между собой), потом отошли на безопасное расстояние и вытянулись на снежной поверхности — вздремнуть или подождать развития событий.

Эта была первая из многих ночей, когда Анже не придется спать.

Кисуну не покинули ее утром; она надеялась на это, но на самом деле ожидала чего-то подобного. Анжа снова отправила ментальные щупы в их стаю, и снова быстро их убрала. Голод, присутствующий в поверхностном сознании кисуну, стал менее требовательным, но все равно оставался. Значит, это дело времени: одна женщина и восемь пассивных херсу не могут надеяться выстоять против целой стаи хищников, разумные они там или нет. Она могла бы надеяться на свои телепатические способности, но разум кисуну оказался таким чужеродным, что ей не удастся зацепиться за него на достаточно долгое время, чтобы установить контроль.

Поскольку ничего лучше она не придумала, Анжа упаковала пожитки на сани и заново впрягла херсу. К ее удивлению кисуну расступились перед ней, и не препятствовали продвижению саней, вообще никак не вмешивались. Анжа не стала задумываться, почему ей предоставляются мелкие уступки, и просто поехала на запад.

Раньше она дремала во время путешествия. Теперь она не смела этого делать. Заснеженные равнины были гладкими, без расселин и глубоких трещин, иногда попадались деревья и кусты с такой твердой корой, что она напоминала броню, но это скорее было исключение, чем правило. Это место сильно отличалось от покрытой трещинами ледниковой поверхности Лууса, где Анжа проходила практику по освоению местности. Эта же поверхность в своем роде была опаснее, поскольку на Дерлете отсутствовала необходимость постоянно оставаться начеку, что занимало бы ум и отгоняло человека от пропасти безумия. Анжа позволила себе улыбнуться. Теперь ей было не до того! Возможно, появился явный риск быть съеденной, но это Анже казалось предпочтительней медленной пытке бесконечной серой скуки.

— Да, — сказала женщина вслух, удивившись при звуке своего голоса. — Мне следует быть вам благодарной. Вы избавили меня от чего-то ужасного, даже не зная об этом.

И впервые за эти полгода человеческий смех прозвучал над покрытой льдом пустошью.

— Такое вежливое противостояние, мои милые спутники! Вы бы понравились браксинцам, — Анжа говорила сама с собой, и в то же время с кисуну, обнаружив, что любой человеческий голос — даже ее собственный — приятен в серой пустоте. — У браксинцев разработан целый ритуал вражды и противостояния, они придумывают правила, по которым можно управлять враждебностью и растянуть ее надолго, так они продлевают удовольствие.

Анжа оглядывала стаю, примерно тридцать сильных особей, если не больше. У нее не возникло желания подсчитывать точное количество.