— Значит, раса, — говорила она. — Я думаю, мы понимаем друг друга. Я буду кормить вас столько, сколько смогу, и вы будете меня сопровождать в качестве почетного эскорта, пока я это делаю. Вопрос вот в чем — что мы увидим раньше: западные горы или последнего из херсу?

«Но задолго до этого мне придется идти пешком, — думала она. — Правда, пока еще есть время».

Анжа разбила лагерь перед тем, как спустилась ночь, развела небольшой костер, сохраняя большую часть огненной пыли до времени, когда она может потребоваться гораздо больше, чтобы отгонять смерть. Затем, делая вид, что ничего в мире не изменилось со вчерашнего дня, Анжа прикончила еще одного из вьючных животных и провела вечер, разрезая тушу на примерно равные части. Себе она взяла самые нежные части, потом ими же накормила оставшихся херсу, на которых с каждым днем ей придется полагаться все больше и больше. Оставшееся мясо женщина бросила поджидающей стае.

— Ваша доля, — пробормотала она, наблюдая за ритуальным разделением мяса.

Женщину поражала сила херсу, в особенности в последующие дни. Анже потребовалось облегчить сани только когда осталось всего четверо животных. Это оказалось болезненной задачей, поскольку все на санях было необходимо для выживания в этой местности. Кисуну требовалось относительно мало пищи, поэтому они спокойно сопровождали женщину в быстро укорачивающиеся дни, ожидая очередной порции еды. Анжа кормила их, когда чувствовала их голод, и также регулярно кормила херсу, чтобы вьючные животные не ослабли и как можно дольше везли ее вперед. Сама она ела, только когда пища становилась необходима, да и то не всегда. Анжа повторяла снова и снова: «Азеанская медицина может все это вылечить». Поэтому она давала взятки хищникам, чтобы удерживать их на расстоянии, и жертвовала собственной силой ради продвижения вперед, в отчаянной надежде попасть домой.

Иногда она спала. Анжа пыталась не спать, но измождение накатывалось на нее и периодически побеждало, потом она вдруг резко просыпалась и выясняла, что незаметно уснула. Дни тянулись без конца и голод стал постоянным спутником. Анжа перестала вглядываться вдаль, надеясь увидеть горы; они стали мечтой, чем-то, что иногда шевелилось в памяти, но для мечтаний требовалось слишком много усилий. Во льдах прошла вечность, и ритм ее, холодный и постоянный, наконец победил женщину.

Слишком скоро остались только два херсу и они не могли тащить сани, не погибнув в процессе. Анжа смирилась, привязала к спинам животных предметы первой необходимости, надела на испуганных херсу поводья и целенаправленно пошла вперед пешком, ведя их в поводу. Желтые глаза врагов будто бы насмехались над ней. «Смерть с самого начала была только делом времени», — издевались желтые огни. В безмолвии дерлетанской ночи Анжа услышала слова, словно их произнесли вслух, но в голосе, который их произнес, отсутствовала знакомая интонация и какой-либо намек на известный Анже язык.

Каждый вечер, разбивая лагерь, Анжа направляла ментальные щупы в разные стороны в поисках возможной дичи; каждый вечер ледяные поля оказывались пустыми и безжизненными, за исключением врагов. Если бы живущая в снегах змея шевельнулась в отдалении, Анжа попыталась бы поймать ее, надеясь на чувство юмора своих охранников, — они позволили бы ей это сделать — но здесь не попадались даже змеи. Если кисуну не съедят ее, то они останутся голодными — а это оставляло очень мало шансов самой женщине.

Вскоре она скормила хищникам последнего херсу.

— Вот и все, друзья мои, — Анжа привыкла к своему эскорту и разговаривала с кисуну довольно регулярно. Она с болью посмотрела на покрытые льдом поля. Полгода… Это оказался гораздо более долгий период, чем она ожидала. Если нет нет никакого разнообразия, день за днем, полгода превращается в вечность. — Вот и все…

Далеко на западе завеса облаков раздвинулась. Анжа было собралась отвернуться от яркого солнечного света, потому что его обещания были пустыми и надежда в этой пустоте была мучительна. Но когда свет заплясал по бесконечным льдам, Анжа напряглась и застыла на месте: она увидела вдали то, что уже давно покинуло ее воображение.

Затем облака сомкнулись над головой и горы снова слились с привычной серостью.

Женщина поняла, что дрожит.

— Хаша… — прошептала она и в этом, почти забытом имени была связь с людьми, на встречу с которыми она уже не надеялась. Они ждут ее там, вместе с дерлетанцами, растянувшись вдоль подножий гор, чтобы поприветствовать Анжу там, где она появится. Горы находились в пределах видимости — и, тем не менее, за пределами надежды. Кисуну не позволят ей туда добраться, и даже если бы они ее покинули, Анжа сомневалась, что смогла бы пройти такое расстояние пешком и без еды.

«Неужели ты прошла весь этот путь, чтобы теперь сдаться? — спросила она себя. — Вспомни, что дело не в твоей жизни, о которой ты не просила, но в возмездии, которым ты жаждешь насладиться. Помни, что все, что имеет значение сейчас — это выполнение порученной тебе миссии. Тогда влиятельные люди вынуждены будут расплатиться с тобой. Этого ты хотела с самого начала».

Кисуну наблюдали за женщиной.

Представители ее расы будут ждать в горах с провизией, вот в чем заключалась самая горькая ирония. Недолгий путь на запад — и она сможет кормить этих хищников, пока они не лопнут. Если бы ей только удалось дать им понять это!

Анжа мысленно потянулась к стае и снова коснулась чего-то настолько чужеродного, что не смогла удержать контакт, и инстинктивно отстранилась.

«Нет».

Она сжала зубы и попыталсь снова. На этот раз женщина коснулась души кисуну и ухватилась за нее. Чужое сознание нахлынуло на нее и Анжу затрясло от натуги при попытке удержать контакт. Затем, внезапно, контакт прервался.

«Проклятье!» — выругалась она.

Будет труднее, чем казалось. В Институте тренировали определенные инстинктивные реакции и вводили их в телепатическое подсознание. Одна из них, дисциплина определения, автоматически отрезала Анже доступ к сознанию кисуну. Намерения у Института были благие: дисциплина преследовала цель вмешиваться каждый раз, когда телепат так погружался в чужое сознание, что начинал терять собственное «я», или когда телепат дотрагивался до настолько чужеродного сознания, что любой контакт мог причинить ему вред.

— Но теперь-то мне от этого мало пользы, — пробормотала Анжа.

Ей придется победить дисциплину — а такого прежде не делал никто.

Женщина закрыла глаза и сконцентрировалась.

Анжа лиу не была зондом, она не могла работать с абстрактной мыслью без помощи визуализации. Не исключено, что зонд и смог бы вступить в контакт с кисуну без причинения вреда самому себе, впитать ментальные модели кисуну без необходимости получать более знакомые образы. Анжа лиу этого сделать не могла. Она также не могла предвидеть реакцию одного их этих существ на ментальное вторжение, подобное тому, которое она намеревалась начать. Если их разумы чужеродны для нее, то ее собственный в той же мере чужероден и для них.