Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, среди пятнадцати купальников Елены, списанных с моей кредитной карты, должен быть менее откровенный.
Я рассмеялась.
— Ты сейчас серьезно?
— Есть ли в этом утверждении хоть что-то, что заставляет тебя думать иначе?
— Да. Тот факт, что ты считаешь себя вправе иметь мнение о том, что я ношу.
— Ты моя жена.
— И все же ты игнорируешь меня, как будто я ничтожество.
Он не смотрел на меня и продолжал смотреть куда-то перед собой, как будто даже не слышал меня.
— Знаешь что? К черту все это. — Я поднялась на ноги, собираясь уйти, когда он протянул руку, схватил меня за плечо и потянул к себе на колени, выпустив воздух из легких с хрипом.
Его тело было холодным и влажным, но пламя вспыхнуло и разгорелось в моей душе, как только я посмотрела в его глаза. Он закусил губу и уставился на меня так, словно я его разозлила. Как будто он был на грани потери контроля. Наши взгляды не отрывались друг от друга, казалось, целую вечность, и я чувствовала каждый его вздох: грудь вздымалась и опускалась, вены на шее пульсировали в такт сердцу.
— Почему ты настаиваешь на том, чтобы бросить мне вызов, Мила?
— Почему ты настаиваешь на том, чтобы обращаться со мной так, будто я недостаточно хороша для тебя?
— Ты так думаешь?
— А что еще я должна думать?
— Ты не должна ни о чем думать. — Он откусил свои слова, и мое сердце ёкнуло.
Я ожидала, что последуют еще более жестокие слова, но тут его хватка на моей руке ослабла, и его взгляд упал на мое обнаженное плечо. Он втянул в рот нижнюю губу, и это зрелище напомнило мне, каков он на вкус — тысяча грехов, воплощенных в одной фантазии.
Он провел пальцем по моей руке, и меня пробрала дрожь, а вены накалились от желания, сдобренного адреналином.
— Ты должна бояться меня, а не бросать мне вызов. — Его палец провел по моей груди. — Твое тело должно отвергать мои прикосновения, а не приветствовать их.
— Почему ты думаешь, что мое тело приветствует твои прикосновения?
Его темные брови изогнулись дугой.
— Еще один вызов?
— Возможно.
Он наклонил голову в сторону и провел пальцем по моему соску. Медленно. Чувственно. Соблазнительно. Сосок запульсировал под его прикосновением, и какая-то часть меня хотела отстраниться, разозлиться на то, что он игнорировал меня несколько дней. Но мое тело не позволило мне этого сделать, слишком сильно любя и нуждаясь в его прикосновениях.
Он нарисовал ленивый круг вокруг моего соска, а затем переместился ниже.
— Ты ходишь в одежде, чтобы дразнить меня, в таком хлипком бикини, ткань которого я могу легко сорвать, чтобы иметь с тобой дело. Разве я не причинил тебе достаточно боли? — Он провел пальцем по обнаженной плоти вокруг моего пупка. — Разве я не доказал тебе, что я нехороший человек?
Мое дыхание стало затрудненным, и я сжала бедра, почувствовав, как его член затвердел у моего бедра. Предвкушение вспыхнуло, пульсирующая потребность между ног отчаянно требовала удовлетворения. Больше не было ощущения, что прошло несколько дней. Мое тело было так же возбужденно, как в тот день, когда он трахал меня у чертовой стены.
Я переместилась так, чтобы его твердый член идеально прижался к моей заднице, и наблюдала, как его глаза превращаются из человека в охотника. Из животного в хищника.
— Разве я не доказала тебе, что я сильнее, чем ты думал в тот день, когда взял меня?
— Сильная, но такая наивная.
Он резко просунул руку между моих ног и крепко сжал меня, выражение его лица стало свирепо-первобытным.
— Я чувствую твое возбуждение, Мила. Оно прилипло к тебе и чертовски искушает меня. Вот почему мне нужно быть с тобой осторожным.
— Я не понимаю.
— Ты многого не понимаешь, Segreto.
Его рука сильнее прижалась к моему телу, как бы демонстрируя владение им: моя щель была уже слизкой и готовой принять его. Я сжала бедра, когда его рука оказалась между моими ногами, задыхаясь, стоны вырывались из моих губ.
— Ты так многого не знаешь.
— Тогда расскажи мне, — потребовала я. — Расскажи мне все. Расскажи мне свои секреты.
Он покачал головой и убрал руку между моих ног, мое тело мгновенно оплакивало потерю его прикосновений. Я вопросительно уставилась на него, но он смотрел на океан.
— Марина Пиккола. Говорят, именно здесь сирены пытались соблазнить Улисса, когда он возвращался домой… к своей жене.
— Улисса?
— Латинизированное имя Одиссея. — Он провел пальцем по моей спине, когда я прижалась к нему. — Сражаясь вместе с греками в войне против города Троя, он начал свое путешествие домой. — Его голос прервался, а глаза по-прежнему смотрели на океан.
— Пытались соблазнить?
Губы Святого скривились в уголках.
— Улисс приказал своим людям заткнуть уши пчелиным воском, чтобы не слышать манящего пения сирен. — Он посмотрел на меня, глаза были жесткими и темными. — Если бы они этого не сделали, сирены соблазнили бы их и заманили на смерть.
Тенор в его голосе понизился, стал гуще, и он уставился на меня, словно говоря, что я и есть та самая сирена, чей зов может его погубить.
Я слегка покачала головой.
— Зачем ты мне это говоришь?
Он пожал плечами и снова посмотрел вдаль.
— Никогда не доверяй тому, что способно заставить тебя потерять контроль.
Я не понимала. Говорил ли он мне, что не доверяет мне, или он говорил, что не доверяет себе, когда находится со мной? Я не знала, и эта путаница разъедала мои внутренности. Никогда в жизни я не испытывала такого противоречия, и мне стало интересно, не хочет ли эта история сказать мне, чтобы я не доверяла себе, особенно когда речь идет о Святом.
Мои волосы были завязаны на затылке в беспорядочный пучок, и не было ни одного локона, чтобы заправить их за ухо, но я все равно потянулась к шраму и рассеянно провела по нему кончиком пальца.
Он напрягся, и я подняла на него глаза.
— Ты думаешь о нем каждый раз, когда касаешься этого шрама?
— Не всегда. — Честно ответила я. Он уже знал о моем прошлом и о том, что скрывается за моим шрамом. — Иногда я думаю, скольким детям он еще причинил боль.
Его лицо покрывали жесткие морщины, выражение лица было каменным.
— Ну, теперь тебе не нужно об этом беспокоиться. — Он подвинулся, снял