— Мой разговор пойдет вот о чем, товарищи, — начал Алексеев. — Приближается зима. Нам надо подумать об активизации наших действий в условиях зимы. Я вполне согласен с предложением докладчика сделать наш отряд маневренным, особенно нашу разведку. А раз это так, то возникает возможность расширить район боевых действий против оккупантов. Не оставляя в покое магистраль Минск — Смоленск, мы можем и должны наносить удары по врагу на железной дороге Минск — Бобруйск — Жлобин, по гарнизонам фашистов и их полицейских прихвостней в этих районах. У нас еще нет достаточного опыта боевых действий в глубоком тылу врага в зимних условиях, но это дело — наживное. Зима не менее благоприятна, чем и все другие времена года. Взять хотя бы маневренные возможности отряда. Они зимой ничуть не хуже, чем у наших врагов. Фашист на санях — и мы на них. Да, наверно, наступила пора всерьез браться нам за изменников Родины, которые кое-где подняли голову и выслуживаются как только могут перед фашистами, — продолжал Алексеев. — И навести порядок не только в близлежащих селах, пора бы заглянуть и подальше, скажем, на Гомельщину. Показать немецким прихвостням, что Советская власть достанет их везде и сумеет покарать предателей, где бы они ни гнездились. Попутно можно за счет изъятия у них награбленного колхозного скота пополнить и наши продовольственные запасы.

После того как закончил свое выступление Алексеев, слово взял парторг политрук Колюпанов:

— Мы с вами, товарищи, действуем в необычных условиях — в глубоком тылу врага. Я прошу вас еще и еще раз осознать это. Обстановка требует ежечасно и ежеминутно от каждого из нас высокой бдительности и железной дисциплины. А у нас, к сожалению, еще встречаются и ротозейство, и прямые отступления от требований воинских уставов. Почему, скажем, Озол пошел один без разрешения командира группы в село, занятое противником? Мы скажем: его повело туда беспокойное сердце воина-патриота, ненависть к врагу и жажда мщения, стремление выполнить долг разведчика. Но, с другой стороны, непонятная беспечность… Расплата последовала за забывчивость, отступление от приказа командира. Есть у нас и другие внушающие тревогу примеры. Значит, что же? Какой вывод для нас? Почему так бывает? В сутолоке важных боевых дел мы забываем о человеке, о воспитании людей. Неверно полагать, что человек сам все поймет, до всего дойдет. Коллектив обязан влиять на каждую отдельную личность с высоты общих интересов. С этого начинается дисциплина, ответственность человека не только перед собственной, но и перед совестью всего коллектива. Наши задачи усложняются. Их нам не выполнить, если наша дисциплина не станет осознанной и крепко связанной с каждым конкретным нашим делом. Будь это всегда так — не потеряли бы мы сегодня Озола и тех славных ребят, которые увлеклись в деревне кваском так, что вовремя в Васильевке не заметили фашистов и оказались в окружении врагов.

Парторг говорил дело. Все понимали, что он прав. О воспитании чувства ответственности говорили все коммунисты. Потом разгорелись страсти по поводу мобильности отряда. Не все было тут ясно.

— Скакать с места на место зимой не будем. Это утомительно и неразумно, — уточнил командир в заключение. — Главная наша база — Усакинский лес. А вот устраивать вылазки небольшими группами, прощупывать врага на севере, на юге, на железнодорожных магистралях и в отдельных гарнизонах разумно. Это нам разрешено и даже предписано самим Центром.

Партийное собрание обсудило жизненно важные проблемы. В принятом решении указывалось, что коммунисты и все десантники в зимних условиях сделают все, от них зависящее, чтобы активно вести разведывательную работу, мешать регулярной переброске войск и боевой техники по железным и шоссейным дорогам на восточный фронт, что коммунисты, как и прежде, будут примером храбрости и мужества в боях с врагами.

Уходя с собрания, коммунисты чувствовали себя так, будто получили новую духовную зарядку перед предстоящими большими делами.

В окруженном районе

Операция «Берта» против партизан и десантников, окруженных в лесах междуречья Березины и Друти, началась точно в назначенное время. На западном берегу Березины заняли оборону воинские подразделения гарнизонов Борисова и Березино, усиленные полицейскими. Восточный берег Друти наводнили воинские части, переброшенные из Могилева. На шоссе Березино — Белыничи обосновались полки регулярной пехотной дивизии. Словом, куда ни кинь — везде клин. Главная роль отводилась, разумеется, дивизии СС. Вместе с полицейскими частями ей предписывалось «прочесать» каждый кустик от магистрали Борисов — Толочин до шоссе Березино — Могилев.

Рано утром в местечко Бобр, расположенное в центре района предстоящих боевых действий, подкатил в черном лимузине, сопровождаемом бронемашинами и легкими танками, сам генерал Штернеке — командующий карательными войсками. Здесь располагался штаб дивизии СС. Он вышел из машины в черном кожаном реглане, подергивая плечами от утренней прохлады. Командир пехотной дивизии генерал Штрассер доложил:

— Господин генерал! Дивизия готова к уничтожению лесных банд. Я и вверенные мне доблестные воины фюрера с честью выполним его приказ. Дивизия ждет вашего сигнала.

— Фюрер и я, ваш командующий, надеемся, что вы достойно справитесь с поставленной задачей, — обратился Штернеке к командиру дивизии. — Начало боевых действий в восемь часов утра. Я поздравляю вас с началом операции «Берта». Хайль Гитлер!

— Хайль!

В первый день боя части дивизии, продвигаясь от шоссе по болотам и труднопроходимым лесным массивам, углубились на юг до десяти километров и заняли деревни Выдрица, Новые Денисовичи, Шепелевичи. Находящиеся в лесах небольшие группы прикрытия партизанских отрядов, ушедших заблаговременно на юг, да отдельные диверсионные группы, возвращающиеся с железной дороги к своим отрядам, оказали яростное сопротивление фашистам. Внезапными засадами на лесных тропах и проселках они наносили большие потери живой силе противника. Гибли десятки эсэсовцев, линейных солдат и полицаев.

Не находя в лесах убитых и раненых, не имея ни одного пленного, фашисты всю свою злость направляли на мирных жителей белорусских деревень. Уже пылали крестьянские хаты в Выдрице, Осове, Еджаре. По доносам предателей были расстреляны десятки жителей, сочувствующих и помогавших партизанам и десантникам. Погибли главным образом женщины и дети! Такая же участь постигла и деревню Гумны.

Это была жестокая, заранее разработанная политика истребления советских людей на оккупированных территориях. Сейчас ее называют политикой геноцида.

В ту осеннюю зорю нудный дождь так укачал деда Улея, что он решительно не слыхал ни близкой артиллерийской канонады, ни нарастающей трескотни автоматов… Очнулся он только тогда, когда старуха начала дергать его за бороду:

— Да очнись ты, старый! Очухайсь… Эко тя разморило. Слышь?

— Что? Ась? — проснулся старик.

— Беда, старый… Немец к Гумнам подходит. Народ у избы собрался. Совета твово просит.

Сборы старика недолги. Зипун на плечи, шапку