за провал допроса, поспешил к болоту. Он пинками подогнал старика к самой воде, рыжей и затхлой.

Над болотом уже взошла луна, и та тропинка на воде — в расступившейся ряске, по которой прошло население, поблескивала, светилась, как показалось обреченному старику, слезами родной земли. И ему увиделось в последнее мгновение раннее росное утро его детства. Он шел босиком по мягкой пыли деревенской колесной дороги, и путь казался ему бесконечным.

Ушедшие из-под удара карателей гуменцы и присоединившиеся к ним жители других деревень остановились в густом ельнике на островке среди большого болота и, едва передохнув, окружили деда-проводника:

— Что дальше-то? Как?

— Ни кола, ни двора…

— Погибнем тут…

Дед сердито топнул ногой:

— Цыц! Не зуди, как комар. «Ни кола, ни двора!..» Двор те подай, избу с половыми дорожками. Ишь чего захотела! Скажи, что живы остались, вырвались из лап лиходея. А кол и двор придет. Ноне тысячи людей без ничего остались. Вокруг Минска, Могилева, Борисова, сказывали, ворог порушил десятки деревень. Так что не одни мы в таком положении. Терпи!

— Сколько терпеть-то? День, два, неделю? А ежли зиму? Померзнем ведь, как мухи.

— Цыц, баба! — опять зашумел дед. — Я те дам муху! Фашист сдохнет, как муха, а мы на своей земле не пропадем!

Дед Улей и его «войско» отсиделись на островке посреди непроходимого болота пять дней. На шестой пришли на островок пять человек партизан. У каждого из них на груди висел автомат. На головных уборах горела полоска алой ленты. Статный высокий блондин обратился к деду Улею:

— Я из подпольного райкома партии. Мы пришли разъяснить вам обстановку и помочь выбраться из этого болота.

— Вот хорошо-то! — обрадовались поселенцы болотного островка.

— Сам бог послал вас сюда. А то уж помирать решили.

— Расскажите…

— Рассказ мой будет недолог. Как вам уже известно, в наших лесах жили и активно действовали десантники и партизаны. Под ногами фашистов горела земля. И вот, чтобы расправиться с народными мстителями, фашисты бросили в бой большие воинские силы. Окружить их и уничтожить, значит, хотели. Но господа оккупанты просчитались. Могу сообщить вам, что все наши боевые отряды благополучно ушли из-под удара и сосредоточились в другом надежном месте.

— Они-то ушли, а мы? — вздохнула одна из женщин.

— Ушли и оккупанты. Дело в том, что положение на Восточном фронте у них крайне тяжелое. Под Сталинградом немцы несут тяжелые потери. Сталинград стоит! Сталинград наносит сильные удары по фашистам. Гитлеру до зарезу нужны новые дивизии. И он распорядился перебросить войска, которые воевали против партизан и десантников в нашем районе, под Сталинград.

— Вот бы их, паразитов, под Сталинградом всех положили, будь они трижды богом и людьми прокляты.

— Придет час — достанется им не только под Сталинградом! Поднимется вся Белоруссия! А пока ваша задача — с нашей помощью вернуться в родные села, беречь своих детей и внуков и, как прежде, оказывать посильную помощь партизанам и десантникам. Райком партии призывает вас, товарищи, к выдержке, терпению, стойкости, твердой вере в победу над заклятым врагом. Белоруссия живет! Белоруссия борется. Советская Белоруссия победит!

Ночь на лесном «аэродроме»

Грустен партизанский осенний лес в ненастную пору, Сумеречно, неуютно, сыро. Катятся по иссиня-черным лапам елей слезами плачущих матерей тяжелые дождевые капли, зябко вздрагивают, стряхивая с себя никчемную влагу, березки, ольха, осинки… К кустам не подходи — станешь мокрым враз! В болотца, мочажины, вчера еще вполне проходимые, не суйся — утонешь. Да и на боевые дела не то, что в погожие дни, идти. Чавкает под ногами вода, шумит на полверсты мокрая плащ-палатка.

Но и лесная жизнь — есть жизнь. Бойцы не на грибных заготовках, не на праздном отдыхе. Неустанно несут службу часовые и дозорные, хлопочут под навесами, у костров, повара и хозяйственники. В землянках идут политические занятия, беседы… Штабники корпят над топокартами — наносят новые разведывательные данные. Ни днем, ни ночью не прекращаются работы на лесном «аэродроме», сооружаемом в семи километрах от основной стоянки. Место для него выбрано удачное — песчаная поляна в бору, расчисти ее и пользуйся! Но лейтенант Паучок придирчиво осматривает взлетную площадку, бойцов заставляет там подровнять, там подсыпать…

В третий раз приехали на «аэродром» командир и начальник штаба. Они прошли по нему из края в край. Остановились на опушке леса. Сосны и ели все еще роняли капли. На полоске кое-где поблескивали лужицы.

— Площадка, как видите, готова, товарищ командир, — сказал начальник штаба.

— Да, готова, — хмуро согласился Огнивцев. — Но вот погода подвела. Хотелось на праздники в столице побывать. Не довелось. Вызов-то когда был, а самолета все нет и нет…

— Мы не одни у Центра, товарищ командир. Может, кто-то нужен был раньше нас.

— Не думаю. Мы не на второстепенном направлении. Дорога Минск — Москва — это главный нерв немецкой группы армий «Центр».

— Коль так, то и беспокоиться нечего. Будет самолет! Вон, приглядитесь-ка, на небе и голубой лоскуток высветился. Авось распогодится.

— Где? — спросил, сняв с головы мокрый капюшон, Огнивцев.

— Вон там, за болотом, на взлете берез. Видите? Как косынка, голубеет.

— А и впрямь распогоживается, — обрадованно произнес командир. — Глядишь, сегодня в ночь и повезет!

— Заждались, заждались, товарищ командир…

— Не то слово, Николай Федорович. В Москве побывать — чашу счастья испить. Какое же сердце не возрадуется встрече со столицей? Из Коми я, таежник, северянин, а вот поди ты… Прикипел к Москве.

— Да-а… Что-то вас там ждет? Зачем вызывают? Может, в Центре недовольны, что отошли от северных лесов, главной магистрали?

— Все может быть, Федорыч. Издали многое кажется не так, как складывается на самом деле. Как у нас с грузами да ранеными?

— Все подготовлено и подвезено. Да и какой там груз? Письма, кое-какие трофеи…

— Сколько раненых?

— Восемь. Пять десантников и три партизана из отряда Ероцкого.

— Да нас четверо. Двенадцать.

— В самый раз. Увезет.

— Увезти-то увезет. Но когда? Вот вопрос.

На взмыленной большеухой лошаденке прискакал гонец от радистов.

— Получена радиограмма. Ждать сегодня ночью, — доложил он с плохо скрываемой радостью — настроение командира передалось и бойцам.

Самолет действительно пришел в следующую ночь. Минувшая еще куражилась обрывками растрепанных туч, но эта была чистой и свежей. Ли-2 встретили конвертом из пяти жарких костров. Все бросали вверх сорванные с головы шапки… Летчиков и инструктора-парашютиста качали, тискали в объятиях…

— Да отпустите же, братцы! — отбивались пилоты. — Кости поломаете, не долетим…

— Вы же с Большой земли! От вас столицей пахнет!

— Дайте хоть за куртки ваши подержаться!

— Ошиблись, братцы! Мы пропахли партизанским дымом. То брянский, то смоленский, то теперь ваш…

— Приветствия окончены. Загружай!

Погрузка началась