Она распахнула дверь и оказалась в заросшем боковом дворике, усыпанном осенней листвой. Треснула ветка, и Джейн инстинктивно вскинула голову, навела на звук луч фонарика.

В темноте сверкнула пара глаз, уставившихся на нее.

В мгновение ока пистолет оказался в руке Джейн.

– Бостонская полиция! Назовитесь! – потребовала она.

Облаченная в черное фигура спрыгнула с веток и ринулась прочь.

– Стой! – крикнула Джейн, но беглец и не подумал остановиться.

Джейн бросилась следом, под ее сапожками крошилась тонкая корочка льда. Кто-то убегал неясной тенью, то исчезавшей, то вновь появлявшейся, как нечто не вполне материальное. Не вполне человеческое.

За спиной она услышала крик Фроста:

– Риццоли?

Она ни на секунду не скинула темп. Неясная фигура впереди двигалась стремительно – на удивление стремительно. Ноги Джейн заработали быстрее, мышцы словно загорелись огнем. Холодный воздух, казалось, обжигал ей горло. Она увидела, как беглец вскарабкался на ограду и исчез из виду.

Джейн тоже залезла на ограду, чувствуя, как занозы впиваются в руку. Она тяжело спрыгнула на другой стороне, боль пронзила щиколотки. Она оказалась в закрытом дворе. Где он, где? Она лихорадочно оглядывала темноту в поисках любого движения.

Кажется, тень проскользнула в тот сарай.

Держа пистолет обеими руками, Джейн подошла к дверям. Внутри стояла темнота, настолько черная, что казалась материальной. Детектив потихоньку продвинулась вперед, остановилась на пороге, попыталась заглянуть внутрь – ничего не видно.

Из темноты донесся звук, от которого волосы встали дыбом. Быстрое, отчаянное дыхание. Но раздался он не из сарая, а у нее за спиной.

Она развернулась и увидела его – облаченный во все черное, он сидел в тени на корточках, съежившись от страха. Она направила луч фонарика на его лицо, и беглец вскинул руки, защищаясь от яркого света.

– Кто вы? – спросила она.

– Никто.

– Покажитесь! Встаньте!

Фигура медленно поднялась на ноги и опустила тощие руки. Джейн увидела перед собой лицо потусторонней белизны и волосы, отливающие чернотой воронова крыла. Такого же цвета, как и на подушке в гробу.

– Ух ты, он и в самом деле похож на вампира, – сказал Барри Фрост, глядя в одностороннее зеркало на бледного молодого человека, сидевшего в комнате для допросов.

Задержанному было восемнадцать лет, а звали его Лукас Генри. Поменяй фамилию и имя местами, и они станут зловеще знакомыми: Генри Лукас[22]. Понимала ли его мать, что называет ребенка именем самого страшного серийного убийцы всех времен? Но парень в соседней комнате казался не опасным, а испуганным. Он сидел сгорбившись за столом, черные волосы ниспадали на его белый лоб. Он напоминал живой скелет – выступающие скулы, глубоко запавшие глаза. В многочисленных пирсинговых проколах в носу, губах и еще бог знает где красовалось столько всевозможных железок, что, когда он входил в управление Бостонской полиции, сработала рамка металлоискателя.

– На кой черт молодежь дырявит себе кожу? – спросил Фрост. – Никогда этого не понимал.

– Субкультура готов. Смерть, боль, забвение. И подобная смешная чушь, – фыркнула Джейн.

– Но ему явно не смешно.

– Пойдем-ка разнообразим ему вечерок весельем.

Когда Джейн и Фрост вошли в комнату, Лукас выпрямился на стуле и посмотрел на них огромными от страха глазами. Несмотря на устрашающий пирсинг и черную кожаную куртку с переводной картинкой в виде черепа, Лукас казался всего лишь перепуганным мальчишкой. Мальчишкой, который, возможно, ухватил своими тонкими руками Кимберли Рейнер за шею и прикончил ее.

Джейн села напротив и посмотрела в глаза парню: обильно подведенные карандашом, они покраснели от слез.

– Вы уверены, что вам не нужен адвокат? – спросила она.

– Я не сделал ничего плохого!

– Значит, ваш ответ – «не нужен».

– Когда я уходил, она была жива. Клянусь вам.

– Скажите, как вы познакомились с Кимберли Рейнер?

Парень набрал в грудь воздуха:

– Я познакомился с ней несколько месяцев назад, когда мы оба гуляли на Гарвард-сквер. Мы сразу же узнали друг друга.

– Насколько я поняла, вы только тогда познакомились.

– Я хочу сказать, я сразу же понял, кто она. А она поняла, кто я.

– И кто же?

– Мы не такие, как все. Мы не похожи на других ребят. Ни на кого не похожи.

– Каждый молодой человек считает себя ни на кого не похожим.

– Но мы действительно другие.

– В каком смысле?

Он сделал глубокий вдох:

– Мы не люди.

Последовала долгая пауза. Стоявший в углу Фрост закатил глаза.

– Забавно, – сказала Джейн. – А по мне, так вы вполне себе человек.

– Это только на первый взгляд. Но если вы исследуете мои клетки, если посмотрите на них под микроскопом, то увидите: я другой. Я с самого детства знал, что я не такой, как все. Мне не нужна еда, как вам. Я могу прекрасно жить, питаясь одним воздухом и…

– Постойте, я сама догадаюсь, – предложила Джейн. – И кровью?

– Вы смеетесь надо мной, – прищурился парень.

«О, ты так думаешь?»

– Ты хочешь сказать, что ты – вампир? – спросил Фрост, с трудом сохраняя серьезное выражение лица.

Лукас посмотрел на него:

– Если вам так угодно нас называть. Мы – подвид людей ночных и гематофагных. То есть мы питаемся кровью.

– Да, я понял. Так чьей кровью вы питаетесь?

– Мы не убиваем людей, если вы об этом. Мы пацифистская разновидность нашего подвида. Иногда волонтеры дарят несколько колб, чтобы нас накормить.

– Волонтеры?

– Друзья. Одноклассники. Или кто-нибудь, кто готов украсть мешочек-другой донорской крови. Но главным образом мы поглощаем кровь животных. Ее можно купить в любом хорошем мясном магазине. – Он распрямился, надул тощую грудь. – Она придает нам сверхчеловеческие силы.

Джейн посмотрела на анемично-бледное лицо, глаза, глубоко утонувшие в глазницах, и подумала: «Сверхчеловеческую глупость она тебе придает».

– Значит, Кимберли Рейнер тоже была вампиром?

– Да. Несколько недель назад она убежала из дома. Я пригласил ее ночевать со мной в церкви.