губернии, расположенном в 500 км от г. Берёзова, в 1560 км севернее Тобольска и в 70 верстах восточнее Уральских гор, насчитывавшем около 50 домов, проходила зимняя ярмарка. Всё было как обычно: приезжали инородцы и продавали шкуры, представитель властей потирал руки от хорошего ясака, купцы набивали мошну, народ гулял, т.е. обильно пил, дрался и орал песни, и вдруг по ярмарке пронеслась ужасная весть: верстах в 30—40 от Обдорска появился известный грабитель Вауль Пиэттомин. Кто-то видел его отряд на многих нартах, в которые были запряжены по 3—4 оленя. «Капитан Митька» – так звали исправника – совсем растерялся, потому что в его распоряжении не было ни одного солдата. Послали нарочного в Берёзов за казаками, там тоже всполошились и выслали отряд казаков во главе с пятидесятником (полусотником) А.М.Буториным.

Вауль был из самоедов, в 1840-х годах его можно было видеть среди арестантов берёзовской тюрьмы. Он судился за грабежи. Ему было тогда около 40 лет, он обладал довольно красивой внешностью, умными глазами и крепко сложен. Живя в тундре, он сколотил себе шайку из таких же самоедов и отбирал у богатых оленей и раздавал их бедным. К убийствам он никогда не прибегал, робкие его сородичи никакого сопротивления ему не оказывали. Одним словом, это был в полном смысле самоедский Робин Гуд! В Берёзове его судили и сослали в Енисейскую губернию, но оттуда он бежал и вот теперь появился под Обдорском с намерением забрать собранный ясак и раздать его бедным землякам.

Вауль и его сообщники были вооружены луками и стрелами, ножами и копьями для управления оленями. Достаточно было выстрелить по ним из ржавого ружья, чтобы разогнать и нагнать страху. Но главным оружием Вауля была молва.

В Обдорске только мещанин Николка Нечаевский, старый друг Вауля, оставался спокойным. Он явился к властям с неожиданным для них предложением поехать в лагерь к Ваулю и привезти его живым в Обдорск.

– Чем наградят меня? – поинтересовался Нечаевский.

Ему наобещали всяких милостей.

– Медаль дадут?

– Дадут, дадут, уж мы похлопочем, только спаси ради Бога!

Николка пробрался в становище Вауля и стал его обрабатывать. Он обещал прогнать всех царских продажных чиновников и доложить о справедливом Вауле русскому царю. Тот сделает его князем и посадит править в Обдорске. Вауль сразу заподозрил неладное и призвал на помощь шамана. Шаман приказал убить оленя, а вычищенную дочиста оленью шкуру повесить на шест. Он выстрелил в неё из лука, и из отверстия потекла кровь. После этого шаман категорически отговаривал Вауля от посещения Обдорска и предсказывал беду.

Нечаевский продолжал уговаривать Вауля, и тогда шаман вошёл в экстаз, закружился, закричал что-то даже непонятное самоедам и стал тыкать в себя ножом. Потом он упал и долго лежал, а когда встал, то ни одной колотой раны на нём не оказалось. Он снова сказал Ваулю, что русский его обманет, и тот решил посоветоваться со своими сообщниками. Нечаевский поклялся Николаем Чудотворцем, что не обманет. Самоеды сильно почитали этого святого и, наконец, решились. Они выработали план: Вауль с Нечаевским войдёт в Обдорск и захватит управу и начнёт княжить, а товарищи на всякий случай будут подстраховывать его на окраине селения.

Всё, конечно, для Вауля кончилось печально. Его схватили, заковали в цепи и отправили судить в Берёзов. После наказания кнутом его отправили на каторжные работы. Шайка разбежалась, а Нечаевскому и в самом деле выхлопотали медаль. Он поносил её пару лет, а потом умер. «Капитан Митька» умело доложил о своём участии в поимке Вауля губернатору К.К.Энгельке (1845—1852) и тоже «схлопотал» медальку.

Приамурские генерал-губернаторы в конце XIX – начале XX столетия боролось со своими разбойниками – хунхузами54, ставшими настоящим бедствием для русских поселенцев и казаков приграничных районов. Хунхузы появились в Маньчжурии и давали о себе знать вплоть до 40-х годов ХХ века. В Приморскую область они пришли в 60-х годах XIX столетия, а после русско-японской войны их нападения на русские поселения стали приобретать систематический характер и отличаться особой дерзостью и жестокостью. «Уголовная хроника Приамурья», – пишет Дубинина, – «была полна сообщениями о вымогательствах, грабежах, разбойничьих нападениях и зверских убийствах, совершаемыми хунхузскими шайками»

.

Арестованные железнодорожной стражей хунхузы.

В 1910 году группа депутатов III Государственной думы от Дальневосточного края направила запрос министру внутренних дел относительно мер, которые власти предпринимают в борьбе с хунхузами, и критиковало приамурского генерал-губернатора П.Ф.Унтербергера в непринятии эффективных мер для защиты населения. К этому времени хунхузы действовали на территории Приамурского края крупными отрядами до 500 человек, и борьба с ними стала приобретать характер настоящей партизанской войны.

Унтербергер был вынужден реагировать. Он дал указание собрать совещание военных и выработать план борьбы с разбойниками. В результате край был поделен на участки, в котором стали действовать воинские команды, созданы разведывательные и карательные отряды, организовано казачьи отряды самозащиты.

Но эти меры оказались паллиативными, и борьба с хунхузами продолжалась вплоть до 1940-х годов, когда за дело взялись советские чекисты. С ними были шутки плохи.

Вино, вино – оно на радость нам дано!

Кто богу не грешен, царю не виноват?

Русская поговорка

Переместимся в Могилёвскую губернию, в которой в 1782—1796 гг. генерал-губернаторствовал генерал-аншеф Пётр Богданович Пассек. С высоты своего положения Пассек лично описывает т.н. водочную суматоху – процедуру предоставления откупов на винное и очень прибыльное дело, на котором нечистые на руку дельцы и чиновники делали огромные состояния. Винокурение и само по себе давало большие прибыли, а вкупе с обманом государства и влезанием в государственные карманы они в русской истории могли сравниться только с прибылью, которые извлекали дельцы при строительстве железных дорог. Впрочем, и при этих чудовищных нарушениях закона государство не оставалось в убытке.

Историки утверждают, что, начиная с конца XVIII века, государство со всей энергией приступило к спаиванию населения. Порядок получения откупов был такой: некто брал патент на производство вина или водки, поставлял полученный продукт губернским казённым палатам, палата делала анализ напитка, в случае одобрения закупоривала бутылки казённой печатью, выплачивала откупщику деньги и пускала водку в продажу.

В Могилёвской губернии откупщиком был немец граф Аугсберг. Вино он делал в деревнях помещика Чудовского. Сначала всё шло гладко, без сучка и задоринки. Граф поставлял вино в казённую палату, палата брала пошлину и опечатывала своей печатью бутылки с вином. Все были довольны – особенно чиновники казённой палаты, у которых домашние буфеты стали ломиться от самых разных вин и водок: красных, жёлтых, зелёных, белых, сладких, горьких, сделанных, как определило государство, «на манер французских».

Походил Пётр Богданович по гостям (дело происходило в 1795 году), удивился очень и сильно позавидовал работникам казённой палаты: он, наместник, и то не смог предоставить своим гостям такой богатый набор горячительных напитков, каким обладали простые чиновники. Зависть, пишет Пассек, есть первородный грех человека, но без него общество было бы как часы без пружины. Позавидовав, генерал-губернатор тоже решил как-то поживиться продукцией Аугсберга. Но как подступиться к графу?

И тут к Петру Богдановичу является уголовных дел стряпчий по фамилии Целиковский, «человек рыжий, следственно по физике скорый, предприимчивый, решительный». Он пускается в разъяснения и вплотную подходит к тому, о чём думал сам Пассек, но до конца не договаривает.

– Что же теперь? – спрашивает наместник. – Ведь водка уже выпущена55.

– Да, выпущена, а другая впущена и уже печатается за городскими воротами в пустом доме г-на Толынского.

Наместник недоумевает:

– А почему всё делается не при казённой палате? Как дело обстоит с опечатыванием бутылок и взиманием пошлины? Сколько штофов проходит мимо казённой палаты?

– Обо всём этом и ещё о многом узнаем мы из бумаг в казённой палате сегодня или завтра пораньше, – отвечает Целиковский, – а теперь пойдёмте за ворота.

Пошли за ворота. В пустом доме Толынского они обнаружили множество наполненных винными штофами ящиков, над которыми трудились, опечатывая, сотрудник казённой палаты копиист Тимофеев и работник Аугсберга. Вскоре появился асессор казённой палаты Буров.

– Что вы опечатываете? –