Ортодоксальные марксисты (Аксельрод, Засулич, Плеханов) посчитали, что в Феврале главная задача русской революции, поставленная Марксом и Энгельсом, выполнена. А с реакционной советской революцией надо бороться. Эта часть марксистов стала антиленинцами и заняла антисоветскую позицию — в точном соответствии с теми заветами, которые Маркс и Энгельс сформулировали в 1870-1880 гг.

Вот выдержки из документа, который называют «Политическим завещанием» лидера меньшевиков Аксельрода (письмо Ю.О.Мартову, сентябрь 1920 г.). Он пишет о большевиках:

«… И все это проделывалось под флагом марксизма, которому они уже до революции изменяли на каждом шагу. Самой главной для всего интернационального пролетариата изменой их собственному знамени является сама большевистская диктатура для водворения коммунизма в экономически отсталой России в то время, когда в экономически наиболее развитых странах еще царит капитализм. Вам мне незачем напоминать, что с первого дня своего появления на русской почве марксизм начал борьбу со всеми русскими разновидностями утопического социализма, провозглашавшими Россию страной, исторически призванной перескочить от крепостничества и полупримитивного капитализма прямо в царство социализма. И в этой борьбе Ленин и его литературные сподвижники активно участвовали. Совершая октябрьский переворот, они поэтому совершили принципиальную измену и предприняли преступную геростратовскую авантюру, с которой их террористический режим и все другие преступления неразрывно связаны, как следствие с причиной.

Большевизм зачат в преступлении, и весь его рост отмечен преступлениями против социал-демократии. Не из полемического задора, а из глубокого убеждения я характеризовал 10 лет тому назад ленинскую компанию прямо, как шайку черносотенцев и уголовных преступников внутри социал-демократии… А мы противники большевиков именно потому, что всецело преданы интересам пролетариата, отстаиваем его и честь его международного знамени против азиатчины, прикрывающейся этим знаменем… В борьбе с этой властью мы имеем право прибегать к таким же средствам, какие мы считали целесообразными в борьбе с царским режимом…

Тот факт, что законность или необходимость этого крепостнического режима мотивируется, хотя бы и искренно, соображениями революционно-социалистическими или коммунистическими, не ослабляет, а усугубляет необходимость войны против него не на жизнь, а на смерть, — ради жизненных интересов не только русского народа, но международного социализма и международного пролетариата, а быть может, даже всемирной цивилизации…

Где же выход из тупика? Ответом на этот вопрос и явилась мысль об организации интернациональной социалистической интервенции против большевистской политики… и в пользу восстановления политических завоеваний февральско-мартовской революции» [142].

Итак, вот ответ ортодоксальных марксистов на советскую революцию — призыв к «интернациональной социалистической интервенции против большевистской политики». Речь идет опять о войне народов , а не классов.

Это — жестокая реальность, ее надо знать и учитывать. Исходить из классовых представлений, которые эту реальность маскируют, значит неминуемо нести ненужные потери. Иногда они оказываются столь велики, что решают исход войны. Представители всех частей политического спектра на Западе — от марксистов до правых консерваторов, исходят именно из реальности. Поэтому там и возникло в главном общее понимание сути русской советской революции.

Здесь перед нами драматический парадокс истории. Маркс и Энгельс мечтали о пролетарской революции на Западе, которая покончит с отчуждением людей и устроит братство свободных индивидов. Они видели эту революцию как войну против реакционных народов, в ходе которых эти народы будут сметены с лица земли. Но развитие этих идей на Западе привело к утопии «белокурой бестии», а реакционный русский народ осуществил революцию, движимую идеалом всечеловечности. И оба проекта столкнулись в открытой войне. Предвидеть и заранее осознать ее смысл русским помешала классовая теория, прикрывавшая идею войны народов.

Немецкий историк фашизма Л. Люкс пишет: «После 1917 г. большевики попытались завоевать мир и для идеала русской интеллигенции — всеобщего равенства, и для марксистского идеала — пролетарской революции. Однако оба эти идеала не нашли в «капиталистической Европе» межвоенного периода того отклика, на который рассчитывали коммунисты. Европейские массы, прежде всего в Италии и Германии, оказались втянутыми в движения противоположного характера, рассматривавшие идеал равенства как знак декаданса и утверждавшие непреодолимость неравенства рас и наций.

Восхваление неравенства и иерархического принципа правыми экстремистами было связано, прежде всего у национал-социалистов, с разрушительным стремлением к порабощению или уничтожению тех людей и наций, которые находились на более низкой ступени выстроенной ими иерархии. Вытекавшая отсюда политика уничтожения, проводившаяся правыми экстремистами, и в первую очередь национал-социалистами, довела до абсурда как идею национального эгоизма, так и иерархический принцип» [103].

В Новое и новейшее время для жизни и самосознания народов важное значение приобрело понятие нация . В представлениях, свойственных формационному подходу, нация есть высшая стадия развития этнических общностей, отвечающая условиям индустриального общества (в Энциклопедическом словаре нация определяется, как «тип этноса, характерный для развитого классового общества»). Общности менее крупные или находящиеся на докапиталистической стадии развития было принято называть народами или национальностями .[32]

В последние четыре века нация и принадлежность к ней были важным признаком социальной классификации. Сам исходный смысл слова «нация» (то есть «быть урожденным») придавал этому признаку качество естественного , которое оказывает магическое воздействие на сознание и потому очень ценится в идеологии.

С опорой на идею нации происходило формирование национального государства . Этот новый тип государственности стал главной формой политической организации народов Запада, самой устойчивой до настоящего времени и очень многосторонней по своим функциям. Национальное государство уже в ходе создания своих наций показало исключительную эффективность в деле сплочения населения страны, введя новое измерение для идентичности людей — гражданственность .

Понятие нации стало ключевым как в отношениях населения со своим государством, так и в отношениях между государствами. Это понятие лежит в основе и международного права Нового времени, и политической практики. Так в основе понятия национальный суверенитет лежит идея нации.

Под нацией понималось «население, имеющее общее имя, владеющее исторической территорией, общими мифами и исторической памятью, обладающее общей экономикой, культурой и представляющее общие права и обязанности для своих членов». Понятно, что сделать память, мифы, культуру общими для всего населения территории, то есть создать гражданскую нацию, можно лишь в том случае если будут ослаблены различия разных групп, составляющих это население (прежде всего, этничность этих групп). Еще Ж.-Ж. Руссо подчеркивал, что индивиды, образующие нацию, должны иметь сходные обычаи и манеры, общие социальные идеалы.