— А весть-то, Кузьма, орлы богдыхановские на своих крыльях за два дня принесли. Сих птиц князь Амурский царю-батюшке доставил.

— Навроде голубей почтовых?

— Да тьфу на голубя! Ему от Константинополя до нас две недели лететь! А орлы такие — крылья саженные размахнули, и ать-два. И вот уже в Петергофе на балконе сидят, а царица-матушка от лапки депешу отвязывает.

— Ой, Матрена, стара я стала. Но с радостью такой аж помолодела. Теперь в собор Святой Софии паломницей отправлюсь, замолю грехи свои. Сыночков-то я не от Фомы своего прижила…

— Да какие птицы, почтенные. У меня шурин на почте работает, так он сказывал, что депеши по проводам идут, електричеством толкаемые…

— А по сопатке?! Где это видано, чтобы письмо бумажное в железку тонкую поместить?! Не слушайте дурня, православные!

— А послы-то, послы иноземные каковы?!

Действительно, на лицах большинства послов улыбки словно приклеили, особенно когда Екатерина Алексеевна еще в Зимнем дворце о взятии Константинополя им торжественно сказала. Да английского посла особо от других поблагодарила за призыв взять православных христиан под защиту и первому памятную золотую медаль вручила.

Прусский и австрийский послы криво улыбнулись, быстро переглянувшись, а вот лорду стало совсем дурно от этого известия, даже хваленая британская выдержка не помогла…

Дарданеллы

— Ваш сундучок очень хороший, адмирал. Крепкий, воду не пропускает. И бумаги в нем зело любопытные… Зело…

Нельсон еле удержался на ногах, покачиваясь от постыдной слабости. Все его оправдания ничего не стоили, раз в руки царя попал приказ из Лондона. Это, конечно, избавит его от казни, но только здесь. Зато в Адмиралтействе сочтут по-иному, без пощады.

— Но вы были обязаны выполнять этот безумный приказ, адмирал. Вы знаете, что я хочу вам предложить?

— Не имею чести знать, ваше императорское величество.

— Сочтем все случившееся недоразумением — такое злосчастье на море происходит сплошь и рядом. Но бумаги я оставлю себе, дабы лорды Адмиралтейства не сыграли с вами жестокую шутку. Вам я отдам два захваченных нами турецких корабля, на которых вы сможете дойти до Англии. Они будут дней через пять, ну, десять, самое большее. Своих дать не могу — российский флот завтра выйдет на поиск неприятеля. У нас вдвое больше вымпелов, чем у французов. Мы изгоним их с восточной части Средиземного моря.

Петр говорил, с удовольствием заметив, как вытянулось лицо адмирала. «Все ты прекрасно понял, друг Горацио. Пока у вас здесь нет кораблей, мы имеем удачную возможность тихо и мирно отвоевать у турок греческий Кипр и высадить десант в Ла-Валетту. Мальтийские рыцари занимают весьма важное для нас положение. Это программа-минимум. А вот максимум заключается в возможности подгрести всю христианскую Палестину, если султан с французами в альянс войдет. Там единоверцев сейчас большинство, не то что в мое время. Момент удачный, такой упускать просто грех. Вот только вряд ли — и слава богу! Скорее, придется туркам помогать».

Петр приветливо улыбнулся Нельсону, но сказал ему совсем другое, сворачивая беседу:

— Вам разбили шатер, господин вице-адмирал, так что отдыхайте. — И жестом подозвал к себе Наполеона Бонапарта, что маячил весь разговор на отдалении. Еще один честолюбец — боится, как бы его без стоящей награды оставили. — Я вами доволен, бригадир. Это ваш Тулон, и такую победу стоит и отметить достойно!

— Тулон? Я не совсем вас понимаю, государь.

— Не берите в голову, — отмахнулся Петр — не объяснять же корсиканцу, что в той истории освобождение Тулона, захваченного англичанами, принесло вскоре ему заветный генеральский чин. Но пусть это произойдет сейчас, немного попозже.

— За победу над турецким флотом жалую вам, бригадир, чин генерал-майора русской армии.

— Рад стараться, ваше императорское величество! — чисто по уставу ответил корсиканец на производство.

— К моему искреннему сожалению, не могу отметить вашу вторую победу, ведь мы с англичанами не воюем…

От таких слов императора лицо Бонапарта скуксилось, словно он выпил стакан прокисшего молока. А Петр усмехнулся и закончил, видя, как от его слов расцветают розы на лице молодого генерала.

— Но за умелое занятие сих батарей, за отличное обустройство награждаю вас, Павел Александрович, орденом Святого Владимира 3-й степени с мечами. — И тут же завязал крест на шее у Бонапарта, который горделиво выпятил щуплую грудь.

«Георгия ему давать пока рановато. За белый крестик он сейчас ужом изовьется, лишь бы его заполучить. А вот Хорошкин этот орден честно заслужил, жаль, что погиб. Зато торпеды оказались стоящим оружием — а такое дорогого стоит. И корсиканец этот отличился… Но рановато еще такие кресты получать. Хотя спору нет — честно служит! Потому нет лучшей кандидатуры командующего византийской армией. За пару лет корсиканец с греков всю дурь выбьет и научит воевать!»

Петровская Гавань

— Он даже не капитан, этот Джеймс Онли, а шкипер. Так решили…

— Чтоб подозрение от себя отвести, — алеутский комендант майор Тумаков перебил начальника аляскинской губернской тайной экспедиции коллежского асессора Емельянова.

— Порфирий Алексеевич, — укоризненно произнес Шелихов, и кряжистый офицер, как гимназист в классе, осекся, извиняюще подняв руки.

И что тут поделаешь — невзлюбили друг друга вояка и сыскарь, пришлось губернатору постоянно прерывать их склоки. Затаенная эта вражда Григория Ивановича не беспокоила, отнюдь. Наоборот, пусть рычат, как голодные собаки, зато государственным делам токмо на пользу такая грызня пойдет.

— Задание дал Джордж Уинслоу, королевского флота лейтенант, — словно ничего не случилось, тихим голосом продолжил Емельянов. Остроносое личико, как у голодного галчонка, неожиданно приняло хищное выражение. Ноздри затрепетали, а глаза гневно сощурились. — Всего отправлено в наши воды два корабля…

— А где второй? — Шелихов уже сам не утерпел, представив последствия того, что может натворить где-то рыщущий пират.

— На островах Курильской гряды, как меж ними условлено было. Там и сейчас этот лейтенант Уинслоу, что тоже под шкипера маскируется. А Онли тоже должен, но уже на Алеутской гряде, выбрать для тайной стоянки остров, дабы нам ущерб больший принести. Главное — перехватить в море добытое золото и по возможности ограбить все «промысловые зимовья», забрав там шкуры морского зверя.

— Дела, — задумчиво протянул Шелихов и бросил взгляд на расстеленную на столе карту. Две островные гряды — одна с юга, другая с востока — тянулись к Камчатке. И худо, что многие десятки островов безлюдны, а потому могут легко быть превращены в тайные пиратские базы.

— Государству Российскому ущерб великий причинен может быть от дел сих коварных, — медленно произнес Емельянов и вопросительно посмотрел на губернатора. Тот правильно понял этот взгляд и сжал губы.