— И она не ошиблась, — заметил Холмс. — Очень хорошо, миссис Меррилоу. Я хотел бы немного потолковать с доктором Уотсоном. Это займет у нас время до обеда. К трем часам ждите нас у себя в Брикстоне.

Едва наша посетительница вперевалку прошлепала за дверь — никак иначе не определишь способ передвижения миссис Меррилоу, — Шерлок Холмс молнией метнулся к груде толстых тетрадей в углу. Несколько минут слышался только шелест перелистываемых страниц и наконец довольный возглас: он нашел то, что искал. Он был так взбудоражен, что даже не встал, так и сидел на полу, скрестив ноги, словно какой-то странный Будда, среди раскиданных тетрадей, и одна раскрыта на коленях.

— Тогда этот случай встревожил меня, Уотсон. Вот доказательство — мои пометки на полях. Признаюсь, я ничего не мог понять. И однако был уверен, что следователь ошибался. Вы не помните трагедию в Аббас Парва?

— Нет, Холмс.

— А ведь вы тогда были со мной. Но, конечно, мои впечатления были очень поверхностные, не на что было опереться, и никто не обратился ко мне за содействием. Может быть, хотите просмотреть мои заметки?

— Вы не перескажете мне суть?

— Ничего нет проще. Пока я рассказываю, вы, наверно, все вспомните. Рондер был владелец бродячего цирка. Он слыл в свое время одним из знаменитейших дрессировщиков, соперничал с Вумбелом и Сэнджером. Однако известно, что он стал выпивать, и ко времени той страшной трагедии он и его представления покатились под уклон. Цирк остановился на ночлег в Аббас Парва, деревушке в графстве Беркшир, там и разыгрался этот ужас. Остановились они там на полпути в Уимблдон, просто стали лагерем, не созывая зрителей, деревушка так мала, что выступление не окупилось бы.

Среди четвероногих актеров был великолепный североафриканский лев по кличке Король Сахары. Обычно Рондер и его жена во время представлений входили к нему в клетку. Посмотрите, вот фотография этого зрелища, на ней видно, что Рондер был огромный, похожий на борова детина, а жена его — женщина поразительной красоты. На следствии о смерти говорилось, что по некоторым признакам лев был опасен, но, как всегда бывает, привычка порождает небрежность, и вот — эта трагедия.

Обычно либо сам Рондер, либо его жена кормили льва по ночам. Иногда шел кто-то один, иногда оба, но больше никому это делать не позволяли, уверенные, что, раз зверь получает пищу из их рук, он относится к ним как к благодетелям и никогда не причинит вреда. В ту ночь, семь лет назад, они пошли ко льву оба, и кончилось это ужасной трагедией, подробности которой так и остались неясны.

По-видимому, около полуночи весь лагерь переполошили львиный рык и отчаянные вопли женщины. Все конюхи и employes[8]выскочили с фонарями из своих палаток, и при этом свете глазам их представилось ужасающее зрелище. Рондер лежал ничком шагах в двенадцати от открытой клетки, голова его была разбита, на затылке глубокие раны — следы львиных когтей. А у самой двери клетки лежала на спине миссис Рондер, зверь навалился на нее и свирепо рычал. Он так изодрал когтями ее лицо, что думали, ей не выжить. Несколько человек из цирка во главе с силачом Леонардо и клоуном Григсом шестами отогнали льва, он прыгнул обратно в клетку, и ее заперли. Как он очутился на свободе — загадка. Предположили, что супруги собирались войти в клетку, но, когда ее отворили, зверь на них набросился. Больше в показаниях свидетелей не было ничего существенного, только вот одно: когда миссис Рондер несли к фургону, где жили супруги, она в бреду, в страшных мученьях все кричала: «Трус! Трус!» Показания она смогла дать лишь через полгода, но следствие надлежащим порядком пришло к очевидному заключению, что смерть Рондера — результат несчастного случая.

— Какой же другой тут возможен вывод? — сказал я.

— Да, он напрашивается. И, однако, были тут две-три мелочи, которые не давали покоя молодому Эдмундсу из беркширской полиции. Смышленый малый! Его позже послали в Аллаабад. От него я и узнал об этой истории, он заглянул тогда ко мне и поделился своими сомнениями.

— Такой рыжий, худощавый?

— Он самый. Я так и знал, вы скоро все вспомните.

— Но что же не давало покоя Эдмундсу?

— По правде сказать, это нас обоих беспокоило. Довольно трудно было восстановить картину случившегося. Посмотрите на это с точки зрения льва. Он на свободе. Как он поступает? В несколько прыжков настигает Рондера. Рондер повернулся, убегая, — следы когтей на затылке, — но лев свалил его наземь. И потом, чем бы нестись дальше, на свободу, возвращается к женщине, которая стоит у самой клетки, сбивает ее с ног и впивается зубами в лицо. И еще эти ее крики, по ним выходит, что муж так или иначе ее подвел. А чем же он, бедняга, мог ей помочь? Видите, в чем сложность?

— Да, конечно.

— И еще одно. Мне это пришло в голову сейчас, когда я все обдумываю заново. Кто-то из свидетелей показывал, что одновременно с львиным рыком и воплями миссис Рондер закричал от ужаса какой-то мужчина.

— Конечно, сам Рондер.

— Ну, при том, что у него был раздроблен череп, едва ли он еще мог кричать. По крайней мере два свидетеля показали, что мужчина и женщина кричали одновременно.

— Мне думается, к этому времени крик подняли все, кто был в лагере. А что до остальных сомнений, я, кажется, мог бы их разрешить.

— Рад буду услышать ваши доводы.

— Когда лев выскочил из клетки, эти двое находились в десятке шагов от нее. Рондер повернулся, и зверь его ударил. Женщине пришла мысль кинуться в клетку и запереться изнутри. Это было для нее единственное убежище. Она бросилась к клетке, лев настиг ее и сбил с ног. Ее возмутило, что муж повернулся, пытаясь удрать, и тем поощрил разъяренного зверя. Оставайся они оба к нему лицом, возможно, они бы его укротили. Отсюда ее крики «Трус!»

— Блистательно, Уотсон! В вашем алмазе есть только один изъян.

— Какой же изъян, Холмс?

— Если оба они были в десяти шагах от клетки, каким образом лев очутился на свободе?

— А если у них был какой-то недруг, который отпер клетку?

— Но с чего бы льву с такой свирепостью напасть на них, ведь он привык с ними играть и проделывать разные трюки, когда они входили к нему в летку?

— Возможно, тот же недруг чем-то заранее разозлил зверя.

Холмс призадумался и несколько минут молчал.

— Что ж, Уотсон, кое-что говорит в пользу вашей теории. Враги у Рондера были, и немало. Эдмундс сказал мне, что в подпитии этот субъект был ужасен. Этакая громадная скотина, он накидывался с бранью и с кулаками на всякого, кто подвернется под руку. Подозреваю, что крики о чудовище, про которые нам поведала сегодняшняя посетительница, это ночные воспоминания о дражайшем покойнике. Однако наши рассуждения бесплодны, пока нам не известны все факты. На буфете есть холодная куропатка и бутылка монраше. Давайте сперва подкрепимся, а потом с новыми силами возьмемся за дело.