Бабушка приезжает навестить нас. Я веду ее к себе в комнату и танцую кое-что из своего номера. Мать ревнует.

— Почему это ты показываешь ей свой танец? Мне ты никогда не разрешала смотреть.

Бабушка обнимает меня:

— Маленькая моя Лори, ты такая талантливая, не могу дождаться твоего выступления.

А вечером накануне спектакля мать говорит мне:

— Могу тебя порадовать. У меня для тебя сюрприз. Твой отец отпросился с работы, чтобы посмотреть твое выступление.

Я не хочу, чтобы он там был, не хочу, чтобы он видел, как я танцую, не хочу, чтобы видел меня в пачке. Я просто захожусь в крике.

— Если он придет, я никуда не пойду!

Мать кричит в ответ:

— Как ты смеешь так говорить об отце!

Он спокоен:

— Ничего страшного. Если она не хочет, я не пойду.

Ублюдок. Корчит из себя страдальца.

Мать смотрит на меня:

— Ты просто убиваешь отца, знай это.

На следующее утро я встаю в шесть утра. Не могу ничего есть, я слишком взволнована. Надеваю костюм. Я готова ехать.

Меня должна везти мать. Она все копошится, времени уже в обрез. Я кричу ей:

— Быстрее, быстрее!

Но она на меня ноль внимания. Кажется, что она нарочно тянет время, чтобы я опоздала и пропустила свое выступление.

Наконец мы садимся в машину. На шоссе попадаем в пробку. Впереди произошла авария, и транспорт весь стоит. Я открываю дверь и выпрыгиваю из машины. И я бегу по бульвару Уилшир, в пачке, в балетных туфельках, к театру Уилшир-Эбел.

Люди показывают на меня пальцем, улыбаются, кричат, аплодируют. А я бегу и бегу, не чувствуя усталости.

В спектакле я самая лучшая, это говорят все. Но он так быстро закончился…

Потом люди приходят за кулисы. И мать тоже. Но мне нужна не она.

— Где бабушка?

— Не знаю. Она не приехала.

Я возвращаюсь домой и бросаюсь к телефону.

— Бабушка, где ты была? Почему ты не приехала?

— Я ничего не понимаю. Твой отец позвонил мне вчера вечером и сказал, что в театре был пожар, все разрушено и спектакля не будет.

Я дожидаюсь, когда отец вернется с работы, и вцепляюсь ногтями ему в лицо.

— Тпру, детка, тпру, — смеется он, хватая меня за руки.

Водка, опять водка. Я все вспоминаю ту фотографию. Я в пачке, с глупой улыбкой. Мне хочется плакать, плакать. Надо посмотреть, не разучилась ли я складывать кренделек удачи. Вроде нет. Он ведь должен был охранять меня, не давать случиться ничему плохому.

Я подношу фотографию к зеркалу и смотрю на два моих лица. Ужас, до чего мы не похожи. Я не понимаю, как это случилось. Все уже почти решилось — я должна была победить, стать звездой, получить все сольные партии. Но эту девочку затрахали, придавили, и все зачахло, и ничего не сбылось.

Жизнь моя — полное дерьмо. Как я ненавижу ее. Как она далека от того, что мне нужно. Как ни торгуйся — будь у меня то или это, с остальным я смирилась бы, — все равно не получишь ни того, ни другого.

Мне понятно, что все сводится к Трою. Если бы он остался со мной, жить стоило бы. Будь мы вместе, все прочее можно было бы послать к черту.

Я заснула, а проснувшись, увидела, что мигает автоответчик. Трой звонил. Оставил сообщение. «Я только хочу тебе сообщить, что съемка в субботу отменена. Но, может, мы встретимся попозже. Я позвоню».

Съемку отменили, так иногда случается, это ничего не значит. Это ничего не значит. Это ничего не значит.

Я успокоилась. Просто поверить не могу, насколько я спокойна.

Приезжаю на работу в понедельник утром. Она меня ждет. Я знала, я все знала еще до того, как она сказала первое слово.

— Ах, Лори, ты ни за что не догадаешься, я даже боюсь тебе рассказывать.

Не надо ей ничего рассказывать. Когда она назвала его имя, я произнесла его одновременно с ней.

Она такая бело-розовая, просто зардевшаяся невеста.

— Это все так невероятно. Прости, что не сказала тебе раньше. Я не пыталась утаить это от тебя, честное слово. Я даже не собиралась ехать на съемку. В самый последний момент передумала.

Я словно отключаюсь, только ее голос дребезжит в ушах. Я знала, что съемку не отменяли. Я знала, что он лгал.

— Лори, это было просто невероятно! Тебе стоило посмотреть, как он ездит.

Личико розовеет, ручки с ямочками порхают вверх и вниз.

— Мы провели вместе целый день. Такой ужас, я совершенно забыла о свидании с Брэдшоу. Но потом все уладила. Я порвала с ним, совсем. Я обязана была это сделать, ведь теперь у меня есть Трой.

Она подходит и обнимает меня за шею.

— Лори, кажется, я влюбилась.

Мне хочется ее убить, взять за горло и давить, пока не посинеет и не умрет. Она убила меня, она забрала Троя, единственное, что у меня было, и рассказывает мне об этом с улыбкой.

Я не слышу ее слов. Просто вижу, как чмокает этот кукольный ротик. Вопить, вопить.

Не думать. Вся штука в том, чтобы не думать.

Я еду домой. Там сижу на полу и смотрю в окно. Я труп. И я не знаю, что мне делать с этим трупом. Нельзя держать его дома. Он скоро начнет смердеть.

Нужно выйти, нужно избавиться от трупа. Я иду по бульвару Санта-Моника. Вокруг магазины, кинотеатры, рестораны. Витрины, полные вещей. Это все для живых. Мне никогда больше ничего из этого не захочется. У меня ничего не осталось, мне некуда идти.

Вот и Сан-Висент. Сегодня тепло, все выбрались на свежий воздух. Джесса сидит на своем углу. Я устала, все, что мне надо, это немного отдохнуть. Сажусь рядом с ней. Она не шевелится, словно меня тут нет.

Немного посидеть, вдох-выдох. Смотрю, как обрывок бумаги гонит ветром через дорогу.

Женщина, сидящая рядом с Джессой, не отрывает от меня глаз.

— Ты кто такая? Ты не из наших. Проваливай отсюда!

Она гремит тележкой.

Джессе вступиться бы за меня, сказать, что я могу остаться, если хочу. Но она молчит. Каждый сам за себя.

— Да пошла ты…

Я встаю, иду прочь.

Я ничто, я легче воздуха. Мое тело больше не существует, меня самой больше нет.

Надо вернуться домой, пока меня не сдуло ветром.

Могильная тьма. Кругом все черно, мертво.

Я в постели. Даже не помню, как там оказалась.

Какой-то шум. Что это, не понимаю.

Телефон.

Трой.