Веснушчатый мальчуган держал на ладонях прозрачную голубую стрекозу, похожую на маленький веселый вертолет.

– Смотри. – Он поднял ладонь. Стрекоза немного подумала, взвилась и полетела. Она летела прямо в небо, чистое, лазурное, без единого облачка. – Ну как?

– Здорово, – сказал Андрей.

Ему было хорошо и легко. Только на самом дне души маленькой темной точкой засела тревога. Он попытался отогнать ее.

– Чего стоишь? – спросил веснушчатый. – Идем.

Он повернулся и зашагал по высокой изумрудной траве, с хрустом притаптывая ее босыми ногами. Андрей шел позади, с любопытством оглядываясь вокруг. Над головой порхали разноцветные бабочки, жужжали жуки, едва слышно звенели лиловые колокольчики, щелкали цикады.

– Долго еще идти? – спросил Андрей у мальчугана.

– Почти пришли. – Тот кивнул на низенький зеленый забор. Калитка была распахнута, за ней виднелась дорожка, посыпанная оранжевым гравием, и дом, старый, но добротный, бревенчатый. На окнах петухи, под ними кусты рябины. – Узнаешь? – Веснушчатый по-хозяйски зашел во двор и тут же скрылся из виду.

– М-ме-е… – донеслось сбоку, и из кустов появилась маленькая белая козочка. На ее рогах висел венок из ромашек, во рту торчала морковка. – М-ме-е!

– Нюрка! Вот я тебе, озорница! Опять всю грядку повыдергала! – Еще не старая, румяная и загорелая женщина в цветастом платочке выбежала за козой с хворостиной. – А ну кыш! Кыш, говорю тебе… – Она увидела Андрея и осеклась. Рука ее, держащая прут, опустилась, губы дрогнули.

– Андрейка! Ты?

– Теть Женя?

Они стояли друг напротив друга, напряженно присматриваясь.

– Пришел, значит, – грустно проговорила женщина. – Ну что ж, проходи. Я как раз баньку истопила, попаришься. – Она повернулась и пошла в дом. Коза с меканьем устремилась за ней.

Андрей вдруг увидел мальчугана – тот с деловитым видом рылся в сарае.

– Хочешь, покажу тебе свои удочки? Мне отец смастерил. Ни у кого нет таких! Хочешь?

– Хочу, но позже, – сказал Андрей.

Он вспомнил эти удочки, его гордость в 10 лет от роду. Таких и верно не было ни у кого в деревне. И дом он тоже вспомнил. Как войдешь – сени, за ними большая столовая, слева длинный дощатый стол, справа печь. На печи всегда лежал кот Тимофей, толстый, ленивый и полосатый…

…Значит, смерть – это детство? С запахом молока и ржаного хлеба, с жужжанием стрекоз и самодельными удочками…

– Андрейка, – донесся из дому голос тетки.

– Иду. – Он вошел в дом.

Да, все так, как он помнил: вот они, сени, старая лавка, под ней вереница резиновых галош. Полотняная штора на двери. Он отдернул ее и оказался в просторной светлой комнате. За столом сидели люди. Тетя Женя доставала из печки чугунок с борщом.

– Проходи, милый, садись. Мы тебя не ждали, прости. Но я сейчас, мигом. – Она поставила чугунок на стол, куда-то быстро нырнула, вернулась с тарелкой в руках. – Садись.

Андрей отодвинул от стола тяжелый дубовый табурет и сел рядом с плечистым мужчиной. Тот обернулся:

– Сынок…

– Отец?

Плечистый поколебался и обнял его:

– Не ожидал. Отлично выглядишь.

– А мама? Где мама?

– Я здесь. – Красивая молодая женщина по другую сторону стола приветливо улыбалась Андрею. Он совсем не узнавал ее.

– Почему… почему вы не рядом сидите? Не вместе? – Андрей в растерянности переводил взгляд с отца на мать, затем на тетку и обратно.

– Так надо, сынок. Здесь свои порядки. – Отец промокнул вышитой салфеткой губы и принялся хлебать борщ. – Ты кушай, раз пришел. Чего стесняться?

– В баньку ему нужно, вон какой бледный. Все хвори и выпарятся, – проговорила худенькая старушка, сидящая рядом с матерью. Андрей смутно угадал в ней бабу Симу, мамину маму.

– Подождет банька, Серафима Сергеевна, – строго проговорила тетка. – Пусть покушает сначала. Не видите разве, он голоден.

– А где малец? – забеспокоился вдруг отец.

– В сарае, где еще ему быть, – ворчливо ответила тетка, – все с удочками своими копается. Ты ешь, племяш, ешь, борщ получился знатный.

Андрей послушно взял ложку и, зачерпнув красную свекольную гущу, отправил ее в рот. К его удивлению, борщ оказался безвкусным, как вода, даже хуже. Есть его было невозможно. Он потихоньку отложил ложку.

– Не нравится? – забеспокоилась тетя Женя.

– Что ты! Очень нравится. Просто… просто я не голоден. Можно я выйду, воздухом подышу?

В комнате было душно, духота нарастала с каждой минутой. Андрею стало тяжело дышать, на лбу выступил пот. Сидевшие за столом молча хлебали из тарелок. Не дождавшись ответа, он встал и вышел во двор. Мальчугана у сарая уже не было.

– Ты где? Эй… – негромко позвал Андрей.

В ответ раздалось лишь блеяние Нюрки. Чувство тревоги и безысходности усилилось и начало расти. Андрею казалось, он потерял что-то очень важное и это нужно немедленно найти. Но он не помнил, что конкретно…

Из дома по ступенькам спустился отец. Лицо у него было пасмурным и недовольным. Он подошел и встал рядом с Андреем.

– Не нравится тебе у нас. Я вижу, не нравится. – Он сделал жест, чтобы Андрей не перебивал. – А зря. Напрасно. Тут совсем неплохо. И воздух свежий, не то что у вас. Дышите всякой гадостью.

– А вам самим здесь нравится? – тихо спросил Андрей.

– Разве это имеет значение, сынок? – Отец поглядел на него с нежностью.

– А что тогда имеет значение? – удивился он.

– Каждый сам для себя выбирает: остаться здесь или уйти.

– Разве отсюда можно уйти?

Отец немного помолчал, раздумывая. Затем решительно махнул рукой:

– Пошли.

Снова они шли полем, но солнце начало стремительно падать за горизонт. Жуки и стрекозы примолкли, на траве и цветах выступала крупная роса. Отец шел впереди широким, быстрым шагом, Андрей старался не отставать. Впереди показался обрыв, тропинка кончилась, и он увидел рыжего мальчугана. Тот сидел на самом краю и глядел в пропасть. Плечи его не шевелились, весь он был точно завороженный.

– Снова он здесь. – Отец остановился и покачал головой. – Как медом ему тут намазано.

Веснушчатый обернулся и глянул на Андрея. В его глазах промелькнуло любопытство, однако он ничего не сказал, продолжая сидеть в опасной близости к размытой дождями, глинистой кромке, отделяющей траву от зияющей бездны.

– Зачем мы сюда пришли? – спросил Андрей, пытаясь разглядеть дно обрыва. Дна не было: в пропасти клубился серо-сизый туман, с криками носились черные галки.