Коней растерянно смотрел на жену.

— Но…

— ДОРОГОЙ! — Что-то в голосе Элис заставило бывшего государя поспешно броситься за ней.

Они молча протиснулись в чуланчик, и дверь за ними закрылась. У Григула отчего-то заныло под ложечкой. Он шагнул вперед и, взяв уполномоченного за плечо открыл рот:

— Соратник, я…

И тут же осел от приглушенного выстрела. Гигант же мгновенно развернулся в сторону оторопевших конвойных и, просунув обе руки с зажатыми в них барабанниками под мышками обмякшего тела соратника Григула и прикрываясь им, как щитом, открыл беглый огонь из обоих стволов.

Он стрелял с убийственной точностью, всаживая пули в одну и ту же точку, чуть выше переносья, будто открывая в людских черепах столь любимый всяческими мистиками третий глаз, но конвойных было более двух десятков и зарядов на всех явно не хватило бы. Однако гигант не стал дожидаться, пока это придет кому-нибудь в голову. С умопомрачительной скоростью он расстрелял оба своих барабанника, ловко поддав коленом руку висевшего на нем трупа соратника Григула, схватил его барабанник, зажатый в стиснутых пальцах, и хладнокровно продолжил стрельбу, первыми же выстрелами сбив двоих самых шустрых, которые воспользовались короткой передышкой и уже успели подняться на несколько ступенек вверх по лестнице. Когда снова кончились патроны, среди конвойных в живых оставалось трое. Они съежились у дальней стены, стараясь спрятаться за трупами «соратников».

Несколько мгновений в комнате стояла гробовая тишина. Но вот послышался мерный скрип сапог. Шаги затихли. Поноска, которого судьба по странной прихоти оставила в живых, с замиранием сердца приоткрыл глаза и наткнулся на ледяной взгляд нависшего над ним гиганта. Поноска судорожно хрюкнул и, зажмурившись, вжался в песок.

— Встать.

Голос был спокойный, равнодушный и оттого звучал еще более жутко.

— Будете изображать мертвецов — быстренько станете ими. Я прекрасно помню, сколько и КОГО застрелил.

Трое оставшихся в живых поднялись и застыли на дрожащих ногах. Гигант кивнул на земляной пол.

— Оружие.

Поноска, ни на кого не глядя, лихорадочно расстегнул ремень с кобурой, из которой так и не удосужился вытащить свой барабанник, и отбросил в сторону, будто ядовитую змею, потом, на всякий случай, опростал карманы, для убедительности вывернув их наружу.

— Трупы в ледник.

«Соратники», стараясь не встречаться глазами друг с другом, торопливо принялись за дело.

Когда почти все трупы были уже аккуратно сложены штабелем в узком ледничке, устроенном в глубине обширного подвала, гигант поймал Поноску за плечо и все тем же спокойным голосом, в котором, однако, можно было уловить насмешливые и презрительные нотки, приказал:

— Возьми лопату и присыпь кровь.

Через несколько минут все было кончено. Гигант прошелся по комнате, не обращая никакого внимания на конвойных, застывших в оцепенении у стены, окинул придирчивым взглядом плоды их труда и, все так же не глядя на них, показал головой в сторону ледника.

— Туда.

Поноска, еле передвигая онемевшие ноги и цепляясь окровавленными пальцами, вскарабкался на кучу тел и скорчился в углу. Его соратники по несчастью полезли следом, один из них больно наступил сапогом ему на ногу. Поноска вскрикнул, на него шикнули:

— Тихо ты, убьет!

В это мгновение послышался глухой стук — это дверь снаружи подперли бревном — и все стихло.

Они просидели в леднике целый час, а может, и больше. Продрогший до костей Поноска совсем уже было решил, что лучше подохнуть от пули, чем насмерть замерзнуть здесь, как вдруг снаружи послышался какой-то шорох, потом скрип и стук. Все трое в страхе замерли, но тут в приоткрывшуюся дверь просунулась знакомая лисья мордочка Лубенька.

— Эй, есть кто живой? — спросил он свистящим шепотом.

Поноска дернулся, засучил ногами и хотел было ответить, но из застуженной глотки вырвалось лишь сипение. Лубенек отпрянул назад, но, разглядев Поноску, осклабился.

— Здорово, кореш. Вылезай.

Поноска вывалился наружу и, справившись с непослушными губами, прошептал:

— А ты… как?

— Тут в каком-то чулане схоронился. — Лубенек за шиворот выволок за дверь двух других и пояснил: — Я ж тебе говорил, что мокрые дела носом чую, вот и здесь сразу понял, что дело нечисто. И когда все, как бараны, в подвал ломанулись, я втихаря и утек.

Поноска вскинулся.

— Так че ж ты…

— А вы? — резонно ответил вопросом на вопрос Лубенек. — Вас, чай, трое было.

Поноска заткнулся. Лубенек ухмыльнулся.

— То-то. — Он немного помолчал, потом добавил раздумчиво: — Я эту породу знаю. У нас таких «архангелами» кличут. Горбун, мой первый пахан, говорил: у них договор с Темным, тот их от любой напасти бережет, а они ему за это невинные души… — И Лубенек зябко повел плечами.

Когда пленники ледника немного отогрелись и пришли в себя, Лубенек поднялся и окинул их насмешливым взглядом.

— Ну что, божьи твари, какие планы?

Они переглянулись, и один из уцелевших, высокий рыжеватый парень, неуверенно предположил:

— Надо, того, доложить в Губкомод.

Лубенек захихикал.

— Давай-давай, беги. Им хоть будет кого к стенке поставить за то, что суверена с семейством упустили, — и, почувствовав, что его слова придали мыслям «соратников» совершенно другое направление, с жаром заговорил: — Нам сейчас, ребятки, никуда дороги нет, окромя как в банду. Одни нас к стенке захотят за то, что их любимого государя чуть жизни не лишили, а другие за то, что тот все ж таки сбег.

Мысли у Поноски путались, но в словах Лубенька был резон. И остальные, по-видимому, посчитали так же. Так что не прошло и часа, как четыре фигуры, нагруженные плотно увязанными узлами с тем, что Лубенек посчитал необходимым для начала их новой жизни, осторожно подошли к полуприкрытой калитке. Поноска на мгновение остановился и бросил взгляд на темную громаду покинутого особняка. А Лубенек вдруг ступил в сторону и склонился над чем-то темным.

— Трупак, — констатировал он, разогнувшись, — я ему всегда говорил, что он слабак. — Лубенек покачал головой. — Ну да хрен с ним. Тем более мне всегда нравились его часики. — И он с кривой улыбкой щелкнул перед носом Поноски знакомой крышечкой с портретом кудрявой барышни на внутренней стороне.

Генерал Тропин стоял у окна и смотрел на плац, где роты отрабатывали приемы штыкового боя. Дюжие бородатые мужики слегка вразвалку, с этакой спокойной уверенностью, пробегали два десятка шагов, потом резко ускорялись и с надсадным хыканьем ловко всаживали плоский штык в мешок из брезента, туго набитый соломой. За последние месяцы личный состав дивизии значительно обновился. Причем новички в основном были лучше обучены, чем старый состав. В этом не было ничего удивительного, потому что большинство среди так называемых новобранцев составляли демобилизованные солдаты-ветераны. Генерал вздохнул и отошел от окна. Недаром в народе говорят: ждать да догонять — хуже некуда.