— Устал? — с улыбкой спросил предстоятель.

— Только сегодня вернулся из выхода, отдохнуть не успел, — пояснил я, потирая слипающиеся глаза. — Прошу прощения, кажется, последний кубок вина был лишним.

— Ничего страшного, Мид, — отмахнулся отец Иммар и, кивнул неслышно появившемуся служке. — Трогар, проводи нашего гостя в гостевые апартаменты. Пусть отдохнёт до утра.

— А как же проверка? — меня ещё хватило на то, чтобы встрепенуться.

— Ты её прошёл, Мид, заявляю это официально. Я не вижу в тебе Тьмы. По крайней мере, не больше, чем в любом орденском рыцаре, — ответил предстоятель. — Утром я выдам соответствующий рескрипт, и можешь забыть о трениях с сударем Пиламом. А сейчас, иди за Трогаром.

— Благодарю, святой отец, — я кое-как поднялся с кресла, но всё же нашёл в себе силы, чтобы отвесить новому предстоятелю Горного Дома, учтивый поклон.

Как добрался до выделенной мне комнаты, не помню. Отрубился.

* * *

Дождавшись, пока поддерживаемый слугой, собеседник исчезнет за дверью, отец Иммар налил вина из уже полупустого кувшина, сделал маленький глоток и, поставив кубок на стол, задумчиво уставился куда-то в пространство. Но стоило темноте в одном из задрапированных бордовой тканью углов дёрнуться, как предстоятель вынырнул из своих размышлений.

— Не стойте столбом, сударь, подойдите ближе, — сейчас в голосе отца Иммара не было и намёка на ту теплоту, которую он источал в недавней беседе с ходоком.

— Ваше преподобие, — сделав шаг на свет, гость отвесил сидящему в кресле предстоятелю, неглубокий, но учтивый поклон.

— Вы слышали сказанное? — резко спросил отец Иммар, не дав больше и слова вымолвить стоящему в двух шагах от него человеку.

— Отчётливо, ваше преподобие, — коротко ответил тот. — Могу я передать господину Пиламу, что Церковь взяла на себя защиту этого ходока?

— Обязаны, сударь. Обязаны передать, — вроде бы священник и интонаций не изменил, но его гость чуть ли не на собственных плечах ощутил ту тяжесть, которую несли слова предстоятеля. — И велите убрать стражу от Дома. Иначе утром у прихожан могут появиться странные мысли об осаде.

— Будет исполнено, — отвесив ещё один поклон, посыльный исчез, не прощаясь. Впрочем, отец Иммар даже не обратил внимания на эту невежливость. Его больше интересовал появившийся в дверях слуга.

— Ну что там, Трогар? — спросил предстоятель. — Как себя чувствует наш гость?

— Спит, как младень, — ответил тот. — Можно хоть сейчас отправлять посылку его преосвященству.

— Не будем спешить, — после недолгого размышления произнёс предстоятель. — Отправим, как и намеревались утром, после объявления о защите. На всякий случай.

— Думаете, дознаватель может рискнуть… — проговорил Трогар, и тут же оборвал сам себя.

— Не думаю, но не хочу вводить сударя Пилама в искушение, — покачал головой отец Иммар и, чуть помолчав, добавил: — Подай письменный прибор. Думаю, протопресвитер пожелает узнать подробности этой истории.

Проснуться рано поутру, это хорошо. Проснуться от жёсткой тряски, и обнаружить себя в деревянном ящике, сквозь вентиляционные отверстия которого солнечные лучи бьют в глаза — не очень. Интересно, это ж какая сволочь меня в гроб-то упаковала?!

Впрочем, насчёт гроба я несколько поторопился, не настолько тесен оказался этот ящик. Пошевелив руками-ногами, и даже сумев согнуть последние в коленях, я тихо хмыкнул, убедившись, что спеленать меня верёвками-кандалами неведомая сволочь поленилась. Спасибо ей за заботу, даже беспокоиться о затёкших конечностях не пришлось.

Тем не менее, сходу разламывать своё вместилище я не стал, хотя ни на секунду не сомневался, что мне это под силу. Вместо этого, я постарался прислушаться к происходящему "за бортом". Правда, поначалу не расслышал ничего, кроме неопределённого шума, в котором отчётливо определялся лишь стук копыт, скрип явно требующих смазки осей повозки, в которой разместился мой ящик, да редкое всхрапывание тягловой скотины, влекущей ту самую повозку. Но спустя несколько минут сосредоточенного внимания, я всё же смог разобраться в мешанине звуков и расслышал чьи-то голоса. Судя по их невнятности и невеликой громкости, болтал не возница, чьи понукания, обращённые к везущей нас лошади, я услыхал секундой позже. Весело… Никак, целым караваном идём?

Точно. Простучавшие мимо копытами, трое всадников подтвердили мой вывод своей болтовнёй. Ладно, на этот вопрос ответ получен. А следующий… следующий я, пожалуй, задам вслух, после того как мы встанем на ночной привал. А в том, что он будет, я не сомневаюсь, караван без остановок идти не может, отдых нужен и людям и животным, даже полукровкам и прирученным искажённым тварям. А если судить по алым отблескам разбудивших меня солнечных лучей, то до привала рукой подать. Что ж, торопиться мне некуда, подожду пока стемнеет, а там и поинтересуюсь ненавязчиво, кто и зачем меня из Горного Дома стырил.

Не прошло и получаса, как мои ожидания оправдались, шум идущего по тракту каравана сменил тональность, потом задёргалась повозка, везущая ящик и меня в нём. Голоса возниц и охраны стали громче и отчётливее, так что среди людского гомона и конского ржания я теперь слышал не только обрывки чьих-то возгласов. Послышались приказы командира охраны, начальственный голос ещё какой-то шишки начал требовать непойми чего от слуг, старший возница принялся распекать нерадивого подчинённого. Потом, суета вокруг разбиваемого лагеря сошла на нет, разговоры стали тише, затрещали костры, на бивак упала вечерняя темнота, а в воздухе поплыли ароматы походной пищи, может быть, не очень вкусной, но сытной. И никому, решительно никому нет никакого дела до страдающего в деревянном ящике, голодного и жаждущего меня. С-скоты! А я ведь всерьёз надеялся, что вечером меня выпустят, хотя бы ноги размять, про еду и питьё вообще молчу. Что ж, сами нарвались. Взяли меня в плен? Извольте отвечать. Не хотите выполнять женевских конвенций, не обессудьте, сам возьму, что полагается… и немного сверху. Так, чисто из любви к справедливости.

Но, опять же, из той самой симпатии, я решил дождаться, пока лагерь окончательно угомонится, а караванщики, в подавляющем большинстве, отправятся на боковую. И ведь дождался. Поворочался немного, убедился, что тело по-прежнему послушно, а значит, не подведёт в самый неподходящий момент, и, уперевшись коленями и локтями в крышку ящика, принялся осторожно выпрямлять конечности. Да, в принципе, можно было, конечно, выбить деревяшку одним ударом, силушки бы хватило, но зачем шуметь? Люди же спят! Да и немногочисленных бодрствующих охранников отвлекать от охраны сна их товарищей, тоже не дело. В общем, не торопясь, без шума и пыли, я аккуратно выдавил тяжёлую крышку, по ходу дела подивившись извиву мысли людей, законопативших меня в этот гроб, и даже не подумавших о том, что прибивать его "крышу" гвоздями, имея внутри живого и скорее всего, крайне недовольного пассажира — мартышкин труд. По уму, такое крепление и обычный человек, пусть и с трудом, но одолеет. Разве что шумно это будет… может, на то и рассчитывали господа похитители? Что ж, их проблемы!