А Гуров? Он одинокий волк, боец, на него интересно посмотреть из мягкой ложи. Здорово бьется человек. Еланчук, наблюдая за Гуровым, испытывал чувство корпоративной гордости. Вот какого бойца спецслужбы воспитали – наркомафия ощетинилась, торчит пень на дороге, не обойти, не объехать, а закопать не могут.

Еланчук понимал, что весь состоит из противоречий. Если Гуров уцелеет, то придет и его, бывшего гэбиста, черед, однако не скоро, уж очень много на пути сыщика преград.

Он сложил газеты, так и не поняв, что читал, главное, зачем? Дума объявила амнистию, погибли люди, никто за их смерти не заплатит. Так чего ему, рядовому Еланчуку, думать о совести? Абсолютно ни к чему. Вот он и не думает.

И уж совсем не имел понятия о совести Федор Ивлев, киллер, палач мафии. Говорят, проституция – древнейшая профессия. А профессия палача появилась на свет вместе с телевизорами марки «Сони»? В старые добрые времена палач работал в комфортных условиях. Ему приводили жертву, ставили поудобнее, палач отрубал голову прилюдно, ничем не рискуя, забирал гонорар и отправлялся домой. Пить чай, любить жену, подстригать газон. Сегодня работа у палача муторная, опасная. Приговоренного никто привести не удосужится, сунули фотографию да адрес, действуй, добрый молодец, на свой страх и риск.

Признаться, в последнее время Федор приобрел авторитет и хотя отказаться от работы не мог, но выдвигал определенные условия. Так и сейчас, почувствовав, что Гуров превратился из жертвы в охотника и напал на след, киллер ушел в сторону, не торопясь начал подготовку заново. Хозяева отреагировали спокойно, сообщили телефон для связи, обещали помощь. Он появился на Суворовском бульваре, осмотрел дом, выяснил, что подъезды проходные, даже поднялся на этаж, взглянул на дверь в квартиру Гурова, удивился, что опытный человек доверяет обыкновенным серийным замкам.

Каждый день, ровно в восемь утра и в одиннадцать вечера, киллер набирал указанный ему номер, просил к телефону Веру Петровну. Спокойный мужской голос вежливо отвечал, что Веры нет дома, и просил перезвонить. Чем дольше Федор кружил вокруг дома Гурова, тем яснее понимал, что без помощи со стороны опытного сыщика не взять. Он не обыватель, ведущий размеренный образ жизни, явно был насторожен, за три дня убийце лишь один раз удалось увидеть, как Гуров вышел из подъезда, направился в сторону Кутузовского проспекта. Где бывший мент сел в машину, установить не удалось. Федор не рискнул приблизиться, если Гуров его засечет, считай, полный провал. Передавать по связи, что нуждается в группе поддержки, убийца не хотел. Ему и так дали отсрочку, просить людей – значит расписаться в бессилии, лучше выждать, может, по связи что подскажут, или Гуров успокоится и потеряет осторожность.

Гарик Загранян заведовал мастерскими, где собирали и освежали лаком прибывающую из Вьетнама мебель. Армянин, что нетрудно было определить по масти, носу, акценту и фамилии, должен был первым заинтересовать службу безопасности, так как работал с мебелью, в которой, по мнению Гурова, прибывал наркотик. Но последний месяц Загранян постоянно летал в Ереван, что в данное время дело далеко не простое. Он пытался перевезти в Москву престарелых родителей. Гуров лишь проверил, что Загранян действительно в Ереван летает и приготовил родителям квартиру, потерял к нему интерес, но вскоре пришел к выводу, что напрасно сбросил армянина со счетов.

Крячко в офисе появлялся, вновь исчезал – полученное от Гурова задание требовало разъездов. Гуров приезжал и уезжал в разное время, пытаясь не думать о нависшей опасности и одновременно ни на минуту не забывать, что в любой момент может оказаться в перекрестье оптического прицела. Отношения с Еленой за прошедшие дни установились ровные, однако сыщик порой ловил ее вопрошающий взгляд, молчал, чувствовал себя отвратительно, как совестливый человек, который задолжал, о долге постоянно помнил, но отдать был не в силах. С шефом сыщик встречался ежедневно. Юдин ни о чем Гурова не спрашивал, понимая, что когда новости появятся и ему сочтут нужным их сообщить, то и расскажут без вопросов с его стороны. Он лишь сегодня утром, когда Гуров заглянул в кабинет поздороваться, сорвался:

– И долго так будет продолжаться? – Накануне у Юдина не состоялась заманчивая сделка, и Гуров первым попался под руку. – Я по наивности полагал, что служба безопасности обеспечивает покой и безопасность.

– Наивность и доверчивость, мой друг, свидетельство не глупости, а чистоты души, – с ходу ответил Гуров, так как афоризм где-то вычитал и неоднократно им пользовался, объясняя собственные ошибки и просчеты. – Настоящий бизнесмен не имеет права срывать свое плохое настроение на подчиненных.

– Я не настоящий, – буркнул Юдин. – Раз пришел, присядь.

– Какого ты мнения о Заграняне?

– Ты уже спрашивал. Он отличный специалист и кристальной честности человек, так что выбрось из головы.

– Я по твоему совету все повыбрасывал, – Гуров сел в отдалении за стол для совещаний, – остался с пустой головой. Сейчас по третьему кругу перебираю твоих умных, порядочных, кристально честных, главное – оставшихся в живых. Меня интересует Гарик Загранян.

– Интересуйся, профессию ты выбрал сам, – холодно ответил Юдин. – Он вечером мне звонил, сейчас должен объявиться.

– Благодарю, шеф, – Гуров прошел к двери, церемонно поклонился.

– Елена, Загранян не появлялся? – спросил он, выходя из кабинета.

– Звонил, сейчас будет, – ответила секретарша, продолжая печатать на компьютере.

– Попросите его заглянуть ко мне.

– Обязательно, – ответила Елена и улыбнулась.

– Обязательно, – серьезно повторил Гуров, прошел в свой кабинет и тоже сел за компьютер, выставив на экран досье на Заграняна.

Вскоре, постучав для проформы, объявился и Загранян.

– Здравия желаю, господин полковник! – сказал он весело. – Допрос третьей степени или сначала можно выпить кофе?

– Если изготовишь две чашки, то сможешь выпить.

Обычно хмурый и молчаливый, постоянно озабоченный либо плохими вестями из Армении, либо свалившимися на его голову беженцами, сегодня Загранян был весел и говорлив. В модной джинсовой паре, хорошо сидевшей на его невысокой ладной фигуре, чисто выбритый, что уже расценивалось как ЧП, он ловко орудовал у кофеварки, шутливо ругался:

– Техника! Быстро, еще быстрее! Если это кофе, значит, я китайский император! Мой дед сидел во дворе и варил кофе. – Он тяжело вздохнул. – О том, что дедушка варит кофе, можно было узнать, лишь свернув с улицы в переулок, за пять домов до нашего. Господин полковник, если вы не пили кофе, сваренный на Кавказе, вы не знаете даже вкуса кофе.

– Ты, армянин, родившийся в Ереване, говоришь, как еврей из Одессы, – улыбнулся Гуров, хотя настроение у сыщика было отнюдь не улыбчивое.

– Еврей, армянин, грузин, какая разница, дорогой? – Гарик поставил перед Гуровым чашку кофе. – Что хочешь спросить? – В его огромных черных глазах искрилась насмешка, сквозь которую проглядывала печаль.