боями — большевики заняли Москву. Для самых непримиримых противников новой власти Рябцев оказался таким же врагом, как и для большевиков. Такова судьба последовательного эсера… Он сдал ленинцам Москву. С боями, с борьбой, с интригами, но сдал.

Роль Рыкова в этих событиях не прояснена. Будем считать — условно, — что он был только не беспристрастным свидетелем кровопролитной уличной политической борьбы. Хотя возможны и другие сценарии — вплоть до длительного тайного участия в подготовке вооруженного выступления. Схожий опыт у Рыкова имелся. И в 1905 году, и позже он, несмотря на интеллигентскую бородку и тихий голос, не раз имел отношение к закупкам оружия и на роль тайного агента партии вполне годился.

Еще резче разрывались многолетние связи между социалистами разных мастей. И раньше они не только спорили, но и бранились, обосабливались. И все-таки оставалось ощущение общей борьбы. А тут наступило время не просто размежевываться (о чем Ленин время от времени твердил уже много лет). Скажем, Михаил Калинин еще недавно не исключал союз с меньшевиками даже на выборах в Учредительное собрание. А тут, в Москве, пролилась первая большая кровь — по сути, в противостоянии между социалистами. О блоке с меньшевиками уже странно было вспоминать — ведь все обернулось не просто дискуссиями, но и перестрелками между социалистами, которых связывало общее подпольное прошлое. Еще недавно в Нарыме все они были на одном счету — а теперь вели уличные бои в Белокаменной. Рыков все еще надеялся, что все социалистические партии ощутят Октябрь своим, но организованных единомышленников (некоей особой «группы») у него не было.

Итак, большевики захватили «командные высоты» в двух столицах. Что дальше? Осуществление ленинского плана, изложенного в классической работе «Государство и революция»? По большому счету, они полагали именно так, хотя и понимали, что без корректив «по ходу действия» не обойтись. Но после октябрьской ночи несколько недель у них времени на раздумья не было. Более суетливых дней, вероятно, в истории ХХ века и быть не могло.

Многие большевики (не самые политически грамотные) в те часы уже считали, что судьба страны решена надолго, что они схватили Бога за бороду. С первых дней Февральской революции многие политические силы делали ставку на будущее Учредительное собрание, которое определит судьбу России. Кстати, требование созыва Учредительного собрания содержалось уже в программе II съезда РСДРП в 1903 году… Идея была не просто не нова, но, как казалось, органически присуща любому революционному движению. Однако, захватив власть, большевики не стали отменять выборы в этот представительный орган, но Ленин уже относился к нему с презрением. Ему было достаточно полномочий на власть, которые дал народным комиссарам съезд Советов. При этом Старик прекрасно понимал, что такое отношение к природе власти вызовет раздражение сотен видных партийцев — конечно, не только большевиков. Понимал, что предстоят бои — и, быть может, не только словесные. Шел на них сознательно.

Иногда приходится читать, что споры 1917 года довели Ленина до нервного истощения, чуть ли не поставили его на грань жизни и смерти. Действительно, отстаивая свое мнение, он впадал в ярость, не жалел ни себя, ни оппонентов, ни союзников. Но иначе он и существовать не мог. Беречь нервы — это не ленинская тактика, в любой ситуации. В спорах Старик, безусловно, порой разочаровывался в тех, кто думал иначе, нежели он. В экстремальной ситуации он скорее приумножал силы, чем истощался. Правда, с каждым месяцем 1917 года все чаще взывал к партийной дисциплине, опираясь на те или иные коллективные решения, которые ему с великими трудами удавалось продавливать. И это действовало даже на таких ершистых большевиков, как Рыков, который с юности любил во всем разбираться самостоятельно, не доверяя до конца ни священникам, ни книгам, ни учителям, ни даже старым партийцам. Он и к самому Марксу относился не как к иконе — впрочем, как и Ленин.

В грядущей России, как считал Рыков в конце 1917 года, не обойдется без политической борьбы между разными социалистическими партиями. Он готовился отстаивать свою линию — и среди большевиков, и на широкой арене — такой, как выборы в Учредительное собрание, к которым, впрочем, среди революционеров, захвативших власть, уже было принято относиться с презрением. Ведь дело сделано, осталось только удержаться у власти в столице, распространить свое влияние на как можно большую территорию и способствовать революционным движениям в мире. Рыков оставался в числе сомневающихся — и в будущем это ему припомнят.

Уже в первые дни новой власти большевики отличались от Временного правительства тем, что старались энергично менять порядок вещей. По сравнению с ними Львов, Милюков и даже Керенский воспринимались мягкотелыми демагогами, и про этих недавних властителей дум уже мало кто вспоминал. Что это — достоинство или недостаток, столь поспешные переходы от слов к делу? Вот и Рыков на посту наркома по внутренним делам успел на удивление много, хотя аппарата в его распоряжении практически не было. Даже охранника в первые дни к нему не приставили. Охраняли народных комиссаров красногвардейцы бессистемно — кто придется и как получится. Только после образования ВЧК, да и то не сразу, к руководителям РСФСР (в том числе и к Рыкову) присоединили персональных телохранителей, которым можно было доверять. Но конец 1917 года — это особое время, ни на что не похожее. Время хаоса и бесконтрольного насилия, надежд и мрачных ожиданий. У кого как. Что же далее? Для многих — дни сражений и скороспелого карьерного роста, а для Рыкова — долгая череда споров и утомительной внутрипартийной борьбы при самых туманных перспективах.

Глава 6. Непокорный нарком

1. Внутренние дела

Весь 1917 год большевики жарко спорили и так же яростно мирились, чтобы продолжать борьбу. Рыков в то время постоянно становился для «вождя революции» головной болью — иначе и не скажешь. Он слыл едва ли не самым непокорным и своенравным из близких соратников Ленина и из первых наркомов. В конце 1980-х, когда Рыкова реабилитировали и о нем стали выходить апологетические статьи и книги, эти дискуссии представляли большую проблему для историков. Ведь Ленин в советской традиции оставался непогрешимым, никогда не ошибавшимся гением — и Рыкова реабилитировали как верного солдата ленинской гвардии. А их дискуссии — как правило, заочные — не прекратились и после захвата власти.

Почему в революционном запале Рыков получил именно эту должность — народного комиссара внутренних дел? Раньше он имел дело с полицией только как обвиняемый и ссыльный — впрочем, как и все большевики и левые эсеры, пришедшие к