двое не виделись и не разговаривали друг с другом по меньшей мере десять лет. Пока Пенрод зарабатывал свои медали, Лусио посвятил себя нуждам своей страны и своего короля. Его работа принесла ему меньшую общественную известность, но временами была так же опасна, как и работа Пенрода. Он был одним из первых, кто узнал, что материалы, которые герцог Кендал держал на брата короля, были возвращены. Он прочел досье о карьере Пенрода, прежде чем оно было передано королю, и стоял в королевских покоях, пока король читал его сам.

“Он ничего не хочет?”

“Похоже, что нет, Ваше Высочество” - ответил Лусио.

- Мы у него в долгу. Я не хочу, чтобы он считал нас неблагодарными. Сделайте попытку.”

- Ваше величество” - ответил Лусио и, пятясь, вышел из зала для аудиенций. В тот же вечер он уехал в Каир.

Лусио не говорил по-арабски, но помимо личной связи с Пенродом у него было еще одно преимущество перед другими агентами, которые приезжали в город в поисках его. Итальянцы и их предки жили в Египте уже целое тысячелетие. Это была община торговцев и ремесленников, и хотя большинство из них жили в Венецианском квартале города и сохраняли свою христианскую веру, многие переняли одежду и обычаи египтян. Они знали город так же хорошо, как и любые другие каирцы, и понимали невысказанные языки и ритмы улиц.

И все же Лусио потребовался целый месяц, чтобы найти Пенрода. Сначала он узнал о Якубе, потом об Аднане. Затем он начал наблюдать. Его начальство могло бы ожидать, что он, узнав, где находится Пенрод, сразу же отправится к нему. Но он этого не сделал. Вместо этого Лусио вернулся в гостиницу и провел вечер в глубоком раздумье, размышляя, как лучше всего выразить благодарность своего короля в сложившихся обстоятельствах. К рассвету он принял решение. Приготовления заняли еще неделю.

•••

Пенрод Баллантайн больше никогда в жизни не заговаривал о событиях вечера 15 августа 1888 года. Позже он утверждал, что у него сохранились лишь самые смутные воспоминания о них. По правде говоря, он помнил их слишком хорошо. Свержение герцога стоило ему целого состояния. Он снял комнату в самом бедном пансионе своего старого друга Якуба и ждал, когда опиум убьет его. Он знал, что на это могут уйти годы, но затуманенное и окутанное наркотиком время имело для него очень мало значения. Гибель герцога принесла ему удовлетворение, но не покой. Горе и разочарование Якуба и Аднана не тронули его. Он исхудал, думал об Эмбер и ждал только, когда его тело откажет.

В тот вечер он пребывал между сном и бодрствованием, глубоко погруженный в свое опьянение. Постепенно он почувствовал незнакомое присутствие в комнате. Египтянин, одетый в западную одежду. Он поднял голову с подушки, на которой лежал.

“Я тебя знаю” - сказал он. - Его голос надломился от недостатка использования.

“Мы встречались однажды в доме герцога Кендала, - сказал египтянин. “Меня зовут Фарук Аль-Рахми, и я послан, чтобы забрать тебя из ада.”

“Я уже привык к этому. Оставить меня здесь.”

- Нет” - просто ответил египтянин и улыбнулся.

Атака шла сзади. Лицо Пенрода было закрыто тряпкой, и от него исходил неприятный запах

сильный аромат хлороформа.

- Простите меня, эфенди” - услышал он голос Якуба. “Но ради спасения моей собственной души это должно быть сделано.”

•••

Пенрод проснулся в голой побеленной комнате. Он казался невыносимо ярким. Он попытался прикрыть глаза, но обнаружил, что его запястья связаны. Он вспомнил кровать, на которой умерла Агата, и как она была прикована к ней цепью. Его конечности уже сводило судорогой-предвестником мучительной ломки от опиума. Он слегка повернул голову. Молодой человек в голубовато-сером костюме сидел в кресле рядом с кроватью. Он был занят чтением. Увидев, что Пенрод открыл глаза, он закрыл книгу и отложил ее в сторону.

- А, мой друг. Вы уже проснулись.”

- Лусио? Что, во имя всего святого, ты здесь делаешь?”

Итальянец улыбнулся: “Я пришел сказать вам, что вы награждены орденом Королевских стражей Рима. Это ужасно престижно. Маленький подарок от благодарного монарха. Но потом я понял, что, возможно, мы могли бы отблагодарить вас еще раз . . . материальный путь.”

- Немедленно отпустите меня.”

Лусио поудобнее устроился в кресле и снова взялся за книгу. “Ты же знаешь, что я этого не сделаю. Наш уважаемый доктор сейчас занимается другими своими пациентами. Хочешь, я почитаю тебе, пока ты ждешь? - Нет? Ну, я все равно собираюсь это сделать. Я подумала, что, учитывая тот день, который у нас, вероятно, будет, Данте будет уместен.”

“Я убью тебя, когда освобожусь.”

“Я приму это как знак того, что вы недовольны мной, а не моим выбором материала для чтения. А теперь давайте начнем с самого начала. Он прочистил горло и начал читать. Средневековые итальянские стихи катились по воздуху, мерцая, как масло на воде.

“Пройдя полжизни, я очутился в глухом лесу, потому что сбился с истинного пути . . .”

Пенрода накрыла волна тошноты, и в то же время судороги в его конечностях усилились. Боль была внезапной и раскаленной добела. Он почувствовал, как его тело напряглось, и потянул на себя наручники.

Лусио продолжал читать. - Это было едва ли менее горько, чем смерть . . .”

Пенрод почувствовал, что исчезает в этой агонии, и начал кричать.

•••

Пенрод не знал точно, как долго он был без сознания. На стуле, где только что сидел Лусио, сидел мальчик. Как только Пенрод открыл глаза, ребенок соскочил со своего насеста и бросился прочь. У пенрода мелькнуло мимолетное ощущение, что с лицом мальчика что-то не так, словно черты его каким-то образом растаяли, и он со странной поспешностью выбежал из комнаты. Пенрод предположил, что он находится в какой-то больнице. Возможно, ребенок был жертвой ожога. В комнате было прохладно. Конечности Пенрода ныли, но это была скорее глубокая боль, чем жгучая агония судорог, которые он испытывал раньше. Он знал, что его лихорадит, и его восприятие казалось затуманенным. Время как-то свернулось. Он вспомнил египетского врача, прибывшего в его пансион, и нападение как раз в тот момент, когда тот же самый человек появился перед ним сейчас, словно материализовавшись из памяти.

“Фарук АР-Рахми, - сказал