Ян Олифант намерен был отомстить за разрубленную щеку и напал на Тома, гневно крича и бранясь, исступленно размахивая саблей. Том отступал; могучий готтентот превосходил его ростом, силой и длиной рук. В эти роковые секунды Том был предоставлен сам себе — он не мог рассчитывать на помощь Аболи, Дэниела или даже отца. Этой ночью он станет мужчиной — или умрет на пропитанном кровью песке. Он боялся, но страх не лишил его рассудка.

Скорее этот страх добавил силы его руке. Том почувствовал в себе нечто такое, о чем до этой минуты и не подозревал.

В бою он обнаруживал природную грацию, которой научил его Аболи за долгие годы тренировок. Теперь, когда горящий плавник освещал берег, Том почувствовал, что к нему возвращается уверенность.

Ощущение стали в руке помогало понять, что противостоящий ему гигант — драчун и скандалист, но не фехтовальщик, хотя руки у него необыкновенно сильные, а удар непреодолим, как лавина.

Том не сплоховал и не попробовал ответить ударом на удар. Напротив, он предугадывал каждый яростный, размашистый удар. Ян Олифант сражался бесхитростно, его горящий взгляд и перекошенное окровавленное лицо, то, как он переставлял ноги и расправлял плечи перед ударом — все это ясно выдавало его намерения.

Поэтому когда клинок устремлялся к голове Тома, тот встречал его в воздухе, но не пытался остановить, а легко отводил в сторону, так что сталь пролетала в дюйме от его головы, не причинив вреда. Всякий раз как Том проделывал это, гнев все сильней овладевал Яном Олифантом и наконец совершенно ослепил его. Он обеими руками поднял саблю над головой и устремился на Тома, ревя, как самец-тюлень во время гона.

Он не пытался защититься от контрудара, и его корпус был совершенно открыт.

Хэл ранил одного из противников, коснувшись в контрвыпаде его плеча. Тот закричал, отшатнулся и выронил саблю, схватившись за рану. Два других готтентота, наседавшие на Хэла, дрогнули и отступили. Хэл получил возможность оглянуться на освещенный мерцающим пламенем берег.

Сердце у него екнуло, когда он увидел, что Том стоит перед нападающим на него гигантом, предводителем готтентотов. Они были слишком далеко, чтобы Хэл успел вмешаться до того, как Ян Олифант нанесет удар. Он хотел выкрикнуть предупреждение, но заставил себя промолчать. Это только отвлекло бы Тома.

Том был бледен, как песок у них под ногами, но его лицо было напряженным и решительным, глаза внимательными и ярко блестели; без тени страха смотрел он на занесенную саблю. Хэл ожидал, что Том отступит перед натиском огромного зверя. Поворот плеч и положение стройного тела свидетельствовали именно о таком намерении. Но Том вдруг левой ногой шагнул вперед, и его клинок, как стрела, устремился прямо к горлу Яна Олифанта. У рослого противника не было времени зарубить Тома или отразить удар. Острие сабли Тома попало точно в ямку у горла, на дюйм выше того места, где соединяются ключицы. Оно вошло глубоко в тело, пробило горло Яна Олифанта, отыскало соединение двух позвонков и перерезало его. Клинок продолжал движение, пока его окровавленное острие не высунулось из затылка.

Занесенная сабля выпала из пальцев Яна Олифанта, к которым не доходили по нервам сигналы мозга, он раскинул руки, так что они на мгновение образовали широкий крест на фоне пламени. Затем Ян Олифант упал навзничь, уже безжизненным телом грянувшись о песок. Движение мертвеца, его тяжесть и инерция освободили саблю Тома; из проткнутого горла противника с силой вырвался воздух, а вместе с ним высокий столб розовой пены.

Все на берегу на мгновение застыли, уставившись на уродливое тело. Затем один из готтентотов, противостоящих Хэлу, в ужасе закричал, повернулся и побежал вверх по дюне. Через мгновение все остальные в панике устремились за ним, оставив мертвых и раненых лежать на песке.

Том по-прежнему смотрел на человека, которого убил.

Лицо его скривилось, он задрожал от потрясения и освобождаясь от страха и гнева. Хэл сразу подошел к нему и обнял за плечи.

— Отличный бой, парень, — сказал он.

— Я убил его! — недоверчиво прошептал Том.

— Раньше, чем он убил тебя, — ответил Хэл. Он осмотрел своих рассыпавшихся по берегу людей.

— Кто выстрелил из фальконета? — крикнул он, перекрикивая ветер. — Это спасло нас всех!

— Не я.

— И не я.

Все повернулись к шлюпке и посмотрели на маленькую фигуру на ее носу.

— Ты, Дориан? — удивленно спросил Хэл.

— Да, отец.

Дориан еще держал в руке дымящийся фитиль.

— Два львенка старого льва, — негромко сказал Аболи. — А теперь пора уходить, пока гарнизон не заинтересовался выстрелами и огнем.

И он показал на горящий плавник.

— Мы кого-нибудь потеряли? — крикнул Хэл.

— Я видел, как упал Дик Фостер, — крикнул в ответ Уил Уилсон и подошел к телу. В груди моряка была страшная рана. Уил потрогал сонную артерию на горле.

— Умер.

— Еще кто-нибудь? — спросил Хэл.

— Нет, только один, — ответил Уил.

Хэл почувствовал облегчение. Могло быть гораздо хуже — он мог потерять сына или друга.

— Ну хорошо. Отнесите Дика в шлюпку. Когда выйдем в море, похороним его по-христиански.

И он поднял кожаный мешок с останками отца.

— Что делать с этим сбродом? — Большой Дэниел пнул раненого готтентота, и тот застонал. — Надо бы перерезать им глотки.

— Оставь их. Не стоит терять время.

Хэл огляделся и увидел, что у половины матросов мелкие порезы и уколы, но никто и не думает жаловаться на это. Он впервые видел их в бою. «Хороший боевой экипаж, — с удовлетворением подумал он. — Они постоят за себя и перед Джангири, и перед другим врагом».

— Назад к шлюпке! — приказал он. Четверо матросов подняли тело Дика Фостера, уважительно перенесли его и уложили на дно шлюпки. Хэл положил рядом с ним кожаный мешок и прыгнул на корму, заняв свое место у руля.

Матросы подхватили шлюпку и понесли ее к воде легко, словно плетеную рыбачью лодку. Первая же волна высоко подбросила нос, и все попрыгали в шлюпку и взялись за весла.

— За весла! — крикнул Хэл, и следующая волна перелилась через нос; все оказались по колено в воде.

— Грести! — приказал Хэл, и шлюпка устремилась вперед, под немыслимым углом поднимаясь на гребень следующей волны. Она достигла вершины, на мгновение остановилась, едва не перевернувшись, и рухнула вниз, в желоб между волнами.

— Грести! — взревел Хэл, и шлюпка вырвалась на открытую воду, где волны были высоки, но не столь круты. Половина матросов оставила весла и принялась вычерпывать воду, а остальные гребли к далекому «Серафиму».

— Дориан! — подозвал сына Хэл. — Сядь-ка со мной.

Он закутал сына полой плаща и под его прикрытием обнял Дориана.