– Сескви… чего? – переспросила Хэйзел, вздрогнув от ужаса. Она видела перстень на пальце Ольхового короля, но и предположить не могла, из чьей кости он был высечен.

– Сесквидекаду. Пятнадцать лет, – пояснил Джек, скривив рот, будто попробовал что-то невкусное. – Это «умное» слово. И женщина, о которой вы говорите – моя мама.

Брови Бена поползли вверх. Даже Северин удивился.

– Твоя мама? – переспросила Хэйзел. Она вспомнила эльфийку с пира, которая вцепилась Джеку в рукав. На ее лице тогда читался настоящий страх.

Джек кивнул:

– Вот почему она меня спрятала. Мама была возлюбленной Ольхового короля, но он оказался не слишком учтив, и она сблизилась с человеком и родила меня. Вот почему она хотела оставить меня с людьми – чтобы я не попадался ему на пути. По крайней мере, до тех пор, пока память не уляжется.

Хэйзел задумалась: рассказывал ли Джек эту историю кому-нибудь раньше? По тому, как он смотрел в свою чашку, не встречаясь ни с кем глазами, девушка догадалась, что нет.

На лице Северина отразилось сожаление.

– Если твоя мать отвергла его ради благосклонности смертного, его гнев наверняка был страшен. Не только на город и того смертного, но и на твою маму. Он, должно быть, причинил ей боль.

Джек помрачнел:

– Нет. Ничего такого она мне не говорила.

– Подходящая причина, чтобы его прикончить, – заметил Бен. – Может, меч взяла она?

– Она сказала кое-что, что показалось мне странным, – помедлив, призналась Хэйзел. – Когда я объяснила, что пришла на пир в поисках существа по имени Васма, она показала, что о чем-то знает, но дала мне понять, чтобы я замолчала.

Джек провел разбитой рукой по губам:

– А еще она сказала, будто я был там, чтобы спасти тебя. Значит, люди на городском собрании были правы? Это все моя вина?

– Нет, – возразила Хэйзел. – Ни в коем случае.

– Но мама Джека… Как ее имя? – спросил Северин.

– Иоланта, – ответил Джек.

– Я ее немного знаю, – Северин наградил Джека странным взглядом, который заставил Хэйзел подумать, что он знает ее лучше, чем «немного». – Очень красива и очень умна, но она не мечница. Если твоей матери удалось забрать Верное сердце у Хэйзел – неважно, обманом ли, силой или благодаря великодушию ночного сердца Хэйзел, – ей нужно было бы найти кого-то, кто смог бы им воспользоваться.

– Так, ладно, поехали дальше, – сказал Бен. – Джек без задней мысли рассказал своей эльфийской маме о знакомой девушке, может быть, упомянул, что та нашла меч. И что Иоланта решает сделать? Заставить Хэйзел разрушить проклятие Северина? Освободить спящего принца Волшебного царства, но не дать ему то единственное, благодаря чему он сможет предстать перед своим отцом и повергнуть Сердце охотника?

Джек кивнул. Он начал мерить комнату шагами, ни на кого не глядя и совершенно уйдя в свои мысли.

– Возможно, я рассказывал что-то о Хэйзел и ее мече, когда был ребенком. И, вероятно, Хэйзел не пришлось долго уговаривать освободить Северина.

Девушка рассмеялась:

– Бена пришлось бы уговаривать и того меньше.

Брат скорчил ей рожу.

– Не похоже, чтобы твоя мама стала с кем-либо объединяться. Особенно со мной. Я ей не очень-то понравилась.

– А что, если она просто взяла меч? – предположил Бен. – Может, она его украла, а потом оставила кучу всякой загадочной чуши, чтобы нас запутать.

– А что насчет проклятия Северина? – спросила Хэйзел. – Зачем тогда было нужно его будить?

– Возможно, чтобы отвлечь Ольхового короля, – предположил Джек, неодобрительно глядя на Бена, как будто они выбрали окольный путь вместо того, чтобы пойти напрямую. – К тому же это доказывает, что у Хэйзел было Верное сердце. Только оно могло расколоть гроб и снять проклятие. Так что нет никакого смысла красть меч, пока не будешь уверен.

Северин поднял тонкие брови:

– Тогда мы воротились к тому, что ей нужен фехтовальщик.

Бен пожал плечами:

– Ты сказал, она красива и умна. Может, она нашла кого-то, кто умеет обращаться с оружием и хочет остановить Ольхового короля. При дворе должно быть несколько головорезов, правильно?

– По крайней мере, один, – ответила Хэйзел с фырканьем, не имеющим никакого отношения к смеху. – И я хочу его остановить.

– Я знаю, как отправить сообщение моей матери, – сказал Джек, подойдя к ящику со столовыми приборами и вытащив тонкий нож для стейков. – Кровь к крови. – Он вышел из кухни на задний двор. – Если у нее есть меч, я пообещаю ей все, что угодно, за его возвращение. Если она захочет меня, я покорюсь. Чем бы ни пришлось поклясться, я поклянусь.

– Ты не должен этого делать, – возразила Хэйзел.

– Может, это и не она, – заметил Бен. – Это мог быть кто-то, кого мы вообще никогда не встречали. Кого мы даже не узнаем при встрече.

– Или это может быть человек, который спрятал сына от Ольхового короля и имеет причины его ненавидеть. Что вероятнее? – лицо Джека стало испуганным.

– Джек! – окликнула его Хэйзел, но тот не оглянулся, даже не вздрогнул.

В следующую секунду он вонзил острие ножа в указательный палец, поднял лист бумаги и начал писать по нему кровью так же небрежно, как кто-нибудь другой – обычными чернилами. Потом пошептал что-то над ним и отпустил лететь по воздуху.

Но Хэйзел успела прочитать:

Мама, если Верное сердце у тебя, принеси его к дому в конце Речной улицы, и чего бы ты ни захотела, это будет твоим.

* * *

Сообщение было отправлено. Теперь им оставалось только ждать.

Бену показалось, что он откуда-то знает имя Васма, и парень, взяв чашку медового чая, пошел полистать книги, надеясь найти слово в алфавитных указателях. Северин отправился в сарай – взглянуть на топор Бена и поискать, что еще можно заточить и использовать как оружие.

Раскрыв свои секреты, Хэйзел чувствовала страх и тревожащую уязвимость. Тени ждали, чтобы наброситься на нее. Чтобы занять себя, девушка взялась собирать все железо и ножницы в доме, всю соль и могильную землю, толокно, ягоды и амулеты.

К тому моменту, как Северин вернулся в дом с оружием, она прикрепила по оберегу на каждое окно и на каждую дверь.

Когда с оберегами было покончено, Хэйзел присела на стул и задремала. Какое бы волшебство ни позволяло ей служить Ольховому королю и не спать ночами, оно явно было не всемогущим. Усталость ее свалила.

Проснувшись, она обнаружила, что солнце уже заходит, блестя расплавленным золотом. Затем она услышала со второго этажа голос Северина, что-то низко и тепло бормочущий, а за ним – заливистый смех брата.

– Эй, – тихо сказал Джек, подходя к ней. Низкие джинсы обнажали полоску теплой коричневой кожи, не прикрытой футболкой.