Хэйзел вскочила:

– Васма?

Он кивнул:

– И кстати, Хэйзел. Книга лежала в твоей комнате.

Она с тревогой ее признала. На корешке значилось: «Английский фольклор». Это была книга, которую она нашла в сундуке под кроватью. Получается, девушка не поняла ее значения?

Брат распахнул томик.

– Это нортумберлендская сказка о малыше, который не хотел спать. Мама сказала ему, что если он не пойдет в кровать, явятся феи и заберут его. Он не поверил и продолжил играть, пока в очаге не потух огонь. В этот момент феи действительно объявляются: точнее, одна милая маленькая феечка, желающая с ним поиграть. Мальчик спрашивает феечку, как ее зовут, и она говорит: «Васма». Потом она спрашивает имя мальчика, а он с шаловливой усмешкой отвечает: «Ясма».

Они еще немного играют, и мальчик пытается разжечь огонь. Он раздувает его, но одна искра вылетает из очага и обжигает палец на ноге феечки. Она скулит, как безумная, и из трубы вываливается огромная страшная мама-фея.

Мальчик запрыгивает в кровать, но слышит, как мама-фея допытывается у дочери, кто ее обжег.

– Ясма! Ясма! – завывает маленькая фея.

Очевидно, «я сама» звучит, как «ясма» с нортумберлендским акцентом, поэтому, услышав это, мама-фея страшно хмурится.

– Ну тогда, – говорит она, хватая своего фейского детеныша за ухо и утаскивая в дымоход, – ты не можешь винить никого, кроме себя самой.

Вот и вся история. Васма. Ясма. Я сама.

Бен театрально поклонился.

– И что это значит? – поинтересовался Джек.

Я сама.

– Дай мне ручку, – попросила Хэйзел немного дрожащим голосом, открывая книгу на странице для заметок.

Бен вытащил маркер из ящика с кухонными мелочами и протянул сестре:

– Что не так?

Взяв маркер в правую руку, она написала: Семь годков – отдай должок. Потом, переложив в левую, написала те же слова. Это был тот же почерк, каким были написаны записки из орехов, тот же почерк, каким было намалевано «васма» на стене ее комнаты. Долгое время Хэйзел просто таращилась на исписанную страничку.

Слово, нацарапанное грязью на стене, не было именем союзника или врага. Это была ее собственная подпись.

Не было никого другого. Никакой таинственной фигуры, дергающей за ниточки, оставляющей подсказки и направляющей ее руку. Только она сама, открывшая сундук и догадавшаяся о ценности меча, которым обладала. Только она сама, понявшая, что Ольховый король собирается уничтожить Фэйрфолд, и пытающаяся остановить его.

Ясма. Я сама.

Сообщения были зашифрованы, потому что Ольховый король запретил ей ночной раскрывать подробности сделки себе дневной, так что все, что она могла сделать – это оставить несколько туманных подсказок.

Она вспомнила, что рассказал Северин о своем пробуждении. Он услышал ее голос, но к тому моменту, как проснулся – проснулся по-настоящему, – солнце светило высоко в небе, а она уже ушла. Конечно, ушла; ведь ей надо было вернуться в кровать и стать дневной Хэйзел. Она, должно быть, едва успела – даже не смыла грязь с ног. В панике написала имя на стене и бросила книгу в недавно опустошенный сундук. Она разбила гроб, держа в голове какой-то план, идею заключить сделку с Северином или намереваясь отдать ему меч. Что бы девушка ни замышляла, когда он еще не проснулся, она, должно быть, поняла: то, что она владеет Верным сердцем, будет обнаружено.

Поэтому спрятала его где-то, где никто не догадается искать. Где Ольховый король не сможет его найти, даже если найдет ее саму.

А потом Хэйзел не спала всю следующую ночь, преследуя Бена по лесу и выслушивая угрозы Северина. Она вздремнула лишь несколько минут на рассвете. Этого ей ночной хватило лишь на то, чтобы оставить записку, которую Хэйзел нашла в своей школьной сумке: В небе полная луна – быть в кровати ты должна.

Но Хэйзел не послушалась. Она не ложилась и следующей ночью, и у ночной Хэйзел не было времени достать меч и придумать новый план; не было времени ни для чего.

Первая записка, которую она обнаружила в грецком орехе в «Лаки», наверняка была проверкой ее ночной: она хотела удостовериться, что сможет отправить себе дневной сообщение и не быть пойманной Ольховым королем. Следующую записку она написала в панике, когда не была уверена, что ее не раскроют, и не хотела оставлять никаких улик. Она не собиралась давать себе дневной слишком много зацепок, которые могли бы завести ее в беду, – а та даже не будет знать причины.

Как же она все запутала.

Северин сбежал по лестнице с гарпуноподобной штукой, сделанной из пилы и древка от граблей.

– Снаружи кто-то есть, – сказал он.

Хэйзел подошла к окну и увидела их, кружащих возле дома. Рыцарей на фейских скакунах. Мама Джека в зелено-золотом наряде, развевающемся по воздуху, сидела за спиной одного из рыцарей. Затем Иоланта соскользнула с лошади и двинулась к дому.

– Мама, – констатировал Джек и пошел открывать дверь.

– Подожди! – крикнула Хэйзел. – У нее нет меча!

Но Бен уже раскидал ногой ягоды и соль, чтобы эльфийка смогла войти. Ее глаза были серебряными, а волосы – зелеными, как молодая трава. Она бросила взгляд на Северина, и ее улыбка стала холодной.

– Я предполагала, что найду тебя здесь, – заметила она.

Он грациозно поклонился:

– Миледи Иоланта. Чем мы обязаны удовольствию вас созерцать? С вами королевская охрана, а я не пользуюсь благосклонностью короля.

– Ты должен понять, – сказала она, поворачиваясь к Джеку, который стоял, все еще держась за дверную ручку. – Когда я сказала Ольховому королю, где его сын, он пообещал пощадить моего. Он гарантирует твою безопасность. Джек, ты не представляешь, что это значит.

Хэйзел уже подозревала, что они совершили ужасную ошибку, предположив, что Верное сердце у Иоланты. Теперь же девушка осознала, что они ошибались и в ее преданности. Ошибались во всем.

– Как ты могла? – почти выплюнул Джек. Он дрожал всем телом, словно сейчас развалится на части. – Как ты можешь называть себя моей матерью, если готова пожертвовать жизнями моих друзей?!

Она сделала шаг назад, обескураженная силой его ярости:

– Ради твоей безопасности! У меня есть всего несколько мгновений, чтобы забрать тебя отсюда. Пойдем. Что бы ты обо мне ни думал, ты сможешь сделать для своих друзей больше, если не окажешься в кандалах вместе с ними.

– Нет, – отрезал Джек. – Я не пойду. Нет.

– Внемли ей, – посоветовал Северин. – Нет ничего постыдного в том, чтобы уйти. Без Верного сердца нам не осилить Ольхового короля.

Но Джек только покачал головой.

Хэйзел должна была что-нибудь сделать, но она могла думать только об одном возможном шаге. Девушка вспомнила историю, которую рассказала ей Леони: как Джек приказал Мэтту ударить себя кулаком в лицо, и тот подчинился. А еще Джек завязал узелок на ее волосах и велел не плакать.