— Это тоже наш? — Джо дернул подбородком в сторону публичного дома.

— Часть — наша.

— Тогда эта часть говорит, что девочки не должны работать по переулкам.

Дион внимательно посмотрел на него, желая убедиться, что он не шутит.

— Ладно, — отозвался он. — Я прослежу за этим, папаша Джо. Может быть, теперь сосредоточимся на более насущных вопросах?

— А я что делаю?

Джо поправил галстук, глядя в зеркало заднего вида, и вылез из машины. Они двинулись по тротуару, который сейчас, в восемь утра, разогрелся уже настолько, что Джо чувствовал его жар сквозь подошвы, хотя надел хорошие ботинки. Жара мешала соображать. А Джо требовалось подумать. Множество других парней круче, храбрее и сноровистее с пушкой, но смекалкой он мог потягаться с любым, и он чувствовал, что в драке у него есть шанс. Если бы только кто-нибудь пришел и выключил эту долбаную жару.

Сосредоточься, сосредоточься. Тебе сейчас изложат задачу, которую тебе предстоит решить. Как облегчить корабль Военно-морского флота США на шестьдесят ящиков оружия, да так, чтобы тебя при этом не убили и не покалечили?

Когда они поднимались по ступенькам «Сиркуло кубано», из его дверей вышла женщина, чтобы их встретить.

По правде говоря, Джо понятия не имел, как взять это оружие, но теперь эти мысли вылетели у него из головы, потому что он смотрел на женщину, а она смотрела на него, и в нем росло и крепло узнавание. Та самая, которую он видел вчера на платформе вокзала, та самая, с бронзовой кожей, длинными густыми волосами, чернее, чем все, что когда-нибудь видел Джо, за исключением разве что ее глаз, таких же черных, смотревших, как он приближается.

— Сеньор Коглин? — Она протянула руку.

— Да. — Он пожал эту руку.

— Грасиэла Корралес. — Она плавно вынула кисть из его руки. — Опаздываете.

Она провела их внутрь; они прошли по черно-белому плиточному полу к лестнице из белого мрамора. Здесь было куда прохладнее, чем на улице: высокие потолки, стены, обшитые панелями темного дерева, и вся эта плитка и мрамор удерживали прохладу — и, вероятно, удержат еще несколько часов.

Грасиэла Корралес заговорила, не поворачиваясь к Джо и Диону:

— Вы ведь из Бостона, да?

— Да, — ответил Джо.

— И что же, все мужчины из Бостона пялятся на женщин, которых случайно встречают на железнодорожных платформах?

— Мы всячески пытаемся не делать из этого профессии.

Она обернулась на них через плечо:

— Это очень невоспитанно.

Дион сообщил:

— Я-то сам итальянец.

— Тоже не самые воспитанные люди.

Она провела их через танцевальный зал, располагавшийся наверху, сразу за верхней площадкой лестницы. По стенам здесь висели всевозможные групповые фотографии кубинцев. На некоторых снимках люди явно позировали, на других же фотографу удалось поймать их врасплох: взметнувшиеся в танце руки, качнувшиеся бедра, взвившиеся юбки. Они шли быстро, но Джо был почти уверен, что на одном из фото заметил Грасиэлу. Полной уверенности все-таки не было: на снимке она хохотала, запрокинув голову, распустив волосы, а он не мог себе представить эту женщину с распущенными волосами.

За танцзалом обнаружилась бильярдная, и Джо начал думать, что некоторые кубинцы живут очень даже прилично. За бильярдной находилась библиотека с тяжелыми белыми шторами и четырьмя деревянными креслами. Ожидавший их мужчина приблизился к ним с широкой улыбкой и крепким рукопожатием.

Эстебан. Он пожал им руки так, словно вчера вечером они не встречались.

— Эстебан Суарес, джентльмены, — как ни в чем не бывало представился он. — Прекрасно, что вы пришли. Садитесь, садитесь.

Они уселись в кресла.

— Вы один в двух лицах? — поинтересовался Дион.

— Простите?

— Вчера вечером мы с вами провели целый час. А теперь вы пожали нам руки, словно с нами незнакомы.

— Видите ли, вчера вечером вы познакомились с владельцем «Ведадо тропикале». А сегодня утром вы знакомитесь с секретарем клуба «Сиркуло кубано». — Он улыбнулся, словно учитель, поощряющий двух школяров, которым наверняка предстоит остаться на второй год. — Так или иначе, — добавил он, — благодарю вас за помощь.

Джо с Дионом кивнули, но ничего не ответили.

— У меня есть тридцать человек, — сообщил Эстебан, — но, по моим оценкам, мне понадобится еще тридцать. Сколько вы сможете подключить?..

Джо перебил его:

— Мы никого не подключим. Мы пока ни к чему не подключаемся.

— Нет? — Грасиэла покосилась на Эстебана. — Я в недоумении.

— Мы пришли выслушать вас, — объяснил Джо. — А подключимся ли мы к дальнейшему — посмотрим.

Грасиэла села рядом с Эстебаном.

— Пожалуйста, не ведите себя так, будто у вас есть выбор, — проговорила она. — Вы — гангстеры, зависящие от товара, который поставляет один-единственный человек. Если вы откажетесь, ваши запасы иссякнут.

— В этом случае, — заметил Джо, — мы начнем войну. В которой мы победим, потому что перевес на нашей стороне, Эстебан. Я уже это обдумал. Вы хотите, чтобы я рискнул жизнью в битве с Военно-морским флотом Соединенных Штатов? Я готов попытать счастья в битве с несколькими десятками кубинцев на улицах Тампы. По крайней мере, я буду знать, за что сражаюсь.

— За прибыль, — сказала Грасиэла.

— За способ добывать пропитание, — поправил Джо.

— Это преступный способ.

— А вы что делаете? — Он наклонился вперед, обшаривая глазами комнату. — Посиживаете здесь, пересчитываете свои восточные ковры?

— Я скручиваю сигары на фабрике «Ла троча», мистер Коглин. Я сижу в деревянном кресле и делаю это с десяти утра до восьми вечера каждый день. Когда вы пялились на меня вчера на платформе…

— Я на вас не пялился.

— У меня был первый выходной за две недели. И когда я не работаю, я бесплатно помогаю здесь. — Она грустно улыбнулась ему. — Так что пускай вас не обманывает красивое платье.

Платье было еще более поношенным, чем ее вчерашний наряд: хлопковое, с пестрым поясом вокруг юбки с оборками, все это вышло из моды год или даже два назад, все это стирали и носили столько раз, что свой первоначальный цвет эта вещь давно сменила на какой-то средний между белым и желтовато-коричневым.

— Наш клуб принимает добровольные пожертвования, — непринужденно заметил Эстебан. — Его двери открыты для всех. Когда кубинцы выходят развеяться в пятницу вечером, они хотят прийти в такое место, где они могут щегольнуть нарядом, в такое место, где они будут чувствовать себя снова в Гаване, в место, где есть стиль. Шик, понимаете? — Он щелкнул пальцами. — Здесь никто не зовет нас латиносами или болотными негритосами. Здесь мы можем свободно говорить на нашем языке, петь наши песни, читать наши стихи.