Смерть – это океан, полный кусочками плодов Древа Жизни. Это шелест волн, что нарастают, но так и не разбиваются, шум, что длится вечно.

Абра ненадолго прикрыла глаза, и я подполз к ней – мимо небольшой ямы, куда упал мистер Теннин, мимо угасающего мистера Джинна, мимо мертвого Амарока и груды пепла на месте вчерашнего кострища. Мы уселись, опершись на ствол Древа Жизни, и стали смотреть, как оно умирает.

Головами мы тоже прислонились к Древу, и я взглянул вверх, на ветки. Листья начали менять цвет: с темно-зеленого на черно-зеленый, потом черно-красный и, наконец, окрасились кровавым оттенком. В считаные минуты для Древа Жизни наступила осень. Времена года сменялись в мгновение ока, и вскоре на сильном ветру уже раскачивалось багровое Древо.

Листья падали, кружась миниатюрными вихрями. Одни ветер отнес к реке, другие – швырнул в огонь, третьи устремились в сторону тропинки, ведущей к Дороге-в-Никуда. Я поймал парочку и растер их в ладони. Слишком поздно – они оказались сухими изнутри и рассыпались у меня в руках. Но даже их пыль успокоила кожу. Волдыри не зажили, однако боль утихла. Я схватил еще несколько падающих листьев, а Абра стала втирать их в живот, куда ее укусил Амарок. Нам обоим нужно было как-то унять боль.

Вскоре Древо потеряло листья, и ветки застучали друг о друга, как кости. Ветер усилился, и некоторые из них упали на землю. С нашей стороны реки тоже задымилось и загорелось несколько деревьев. На противоположном берегу огонь стоял стеной, там уже ничего не осталось, кроме пепла и почерневших остовов высоких деревьев, которые все еще пылали. Позади возвышались скалы, ведущие к восточному хребту. Огонь пожирал все на своем пути в поисках новой пищи.

Мы с Аброй слишком устали, чтобы двигаться, слишком устали, чтобы обдумывать произошедшее, однако из леса нужно было выбираться, причем быстро. Едкий запах дыма жег глаза и горло, грозовые облака проплывали мимо, обнажая узкие просветы на небе. Его голубой цвет напомнил о воде из моего сна, вечных волнах и белых скалах на дальнем берегу.

– Это моя мама принесла Древо на кладбище, – тихо, будто сама себе, сказала Абра.

– Что?

– Мама. Пошла посмотреть, что мы делали в пустой половине дома, увидела закрытый чулан, решила, что это странно, и попросила папу открыть дверь. И нашла внутри Древо. Говорит, оно напомнило ей Люси, потому-то она и унесла росток на могилу.

В душе взметнулся вихрь эмоций, и я заплакал. Сожаление. Грусть. Облегчение…

Абра взяла меня за руку. Было больно, но я не отодвинулся. Слезы приносили успокоение, словно какой-то глубоко похороненный кусочек души наконец выбрался наружу. Что-то в этих слезах напоминало о листьях Древа. Печаль дарит исцеление, а иногда его могут дать только слезы.

Пожатие руки Абры подсказало мне, что я человек. Я здесь, я снова чувствую себя реальным. Живым.

Мистер Джинн издал какой-то звук. Кажется, засмеялся.

Мы встали и подошли к нему. Мистер Джинн выглядел так же, как мистер Теннин за несколько мгновений до своего исчезновения. Он был слаб, хотя и не полностью изнурен, но остатки былой силы его уже покидали. Двигать он мог лишь глазами, поэтому он смотрел на нас, но смеяться не перестал.

– Почему вы смеетесь? – удивилась Абра.

Мы даже не сумели выказать старику свое презрение, потому что прежнее сияние еще окутывало его тающей дымкой. Он вызывал трепет, в нем пока оставалось величие, пусть и скрытое под проклятием, что он нес веками. Тысячелетиями.

Ангел едва заметно покачал головой, и смех сменился кривой улыбкой.

– Вы даже не знаете, правда? – спросил он. – Не представляете, что натворили.

И тут я понял: тьма внутри меня исчезла. После всех испытаний я ее поборол. Я поверил мистеру Теннину. Я не желал Древу гибели, и, возможно, если бы решение зависело от меня, не сумел бы его уничтожить, но теперь все кончено.

Я был свободен.

– Чего мы не знаем? – настороженно осведомилась Абра.

– Его мать… – прошептал он и посмотрел на меня, – теперь ты никогда не сможешь ее вернуть. – Затем перевел взгляд на Абру: – А ты… Для тебя все только начинается.

И исчез.

Абра в подавленном настроении вернула меч на место. Он опять стал обычного цвета и размера.

Слова мистера Джинна больше не внушали мне ужаса. Я смирился с мыслью – и она даже приносила облегчение, – что мама покоится в мире. Я огляделся: кругом полыхал огонь. И тогда я понял – ее некуда возвращать. Там, где пляж, скалы и зеленые поля вечности, ей будет лучше. Меня уже не переполняли гнев и горечь, лишь надежда, что когда-нибудь мы встретимся вновь. Возможно, однажды я смогу оставить это все позади.

Жар огня становился все ближе.

– Нам пора, – сказал я.

Сквозь дым и чад, что окутывали деревья словно туман, мы поспешили к Дороге-в-Никуда и вскоре вышли на мощенный камнями проулок за домом мистера Джинна.

И я, и Абра совсем обессилели и кашляли, легкие жгло. Абра обхватила меня рукой, и мы отправились в путь.

На Кинкейд-роуд я заметил машину отца, она мчалась, вздымая позади облака пыли. Отец с отчаянием на лице вцепился в рулевое колесо и был подобен надвигающейся буре.

– Посмотри, – сказал я Абре, показав на запад, где за стеной огня и рекой качались зеленые кукурузные стебли.

Четкий прямой строй стервятников вылетел из долины и скрылся за горами.

Отец отвез нас в больницу, но о той поездке я почти ничего не помню. Машина подпрыгивала на неровной дороге, громыхал гравий. Из открытых окон пахло дымом и влажным воздухом июльского утра. Гул шин по дорожному полотну, затем разгон, торможение и пробуждение. Измученные, мы с Аброй с облегчением прислонились друг к другу.

Время, что я провел в больнице, тоже помнилось смутно.

– Отравление дымом, – сказали врачи, – ожоги третьей степени.

Похоже, листья не до конца меня исцелили.

Абра была куда в более тяжелом состоянии. Оказалось непросто объяснить, откуда взялись глубокие проколы у нее в груди, животе и спине, а также сломанные ребра и порез на ступне. В конце концов наши родители и врачи списали все на лесной пожар: мол, дети поранились, спасаясь от пламени. Нас это вполне устраивало. Мы не видели смысла в объяснениях, да и вряд ли хоть кто-то нам бы поверил.

Но вот что я теперь вспомнил – то, что позабыл на много-много лет…

В самую первую ночь в больнице, когда все ушли, я остался один. Абра спала где-то в другом помещении. Я лежал в постели и думал, как близко мы подошли к смерти. Я вдруг понял, что и рад, и одновременно разочарован, что избежал этого путешествия. Я скучал по маме, но все же любил жизнь. Я еще не готов был умереть.

В палату вошла доктор. Я называю ее доктором, хотя на самом деле не знаю, кем была эта женщина. Сначала я подумал, что сплю, – так похожа она была на маму. Решил, у меня очередное видение, и обрадовался. Я счастлив был хоть на мгновение повидаться с мамой, пусть и во сне. Одна из машин, к которым меня подключили, издавала ритмичный писк, другая – ровный гул.